– Вот только прадед, оказывается, и померев, не собирался отвязываться от нашей семьи, и спустя год, а то и меньше, начал мне сниться и зудеть, чтобы я пришел прибрать его могилу и зажечь на ней благовония. Я, конечно, перепугался, я ведь его и при жизни боялся, а тут тем более дух! Несколько лет после того перед каждым праздником ходил к нему на могилу, все там подметал и зажигал для старого пердуна ароматические палочки, а он еще требовал, чтобы я покупал по триста иен, а то стоиенные, мол, слишком быстро прогорают…
Акио помолчал, и Александр уже думал спросить, что было дальше, но парень сам продолжил:
– Ну а потом я решил, что с меня хватит, и если ему так хочется, он может сам выбраться из-под земли и сделать наконец хоть что-нибудь полезное, так что я бросил его навещать, да еще, придя в последний раз на кладбище, так ему и сказал, мол, шел бы ты, прадед, куда подальше, сам гни тут спину и размахивай метлой, все равно валяешься без дела, а с меня хватит. И что ты думаешь? – Акио энергично взмахнул рукой и пнул валявшуюся на земле сухую рыбешку. – Этот говнюк снова мне приснился! И мало того что приснился, так еще стал угрожать, мол, если не стану прибирать его могилу и вести себя с ним почтительно, так он проклянет всю нашу семью, и тогда-то мы узнаем, какое наказание ожидает в другом мире тех, кто не почитал своих предков.
Дождь то усиливался, то затихал, и было так сумрачно, что фонарики, висевшие над дверями заведений, лавочек и некоторых домов, были включены, несмотря на ранний час. Александр не замечал прохладных капель, стекавших ему за шиворот. Если рассудить здраво, что держит его на этом острове и мешает прямо сейчас собрать дорожную сумку и вернуться в Нагоя? Уже вечером он мог бы сидеть в комфортном кафе или в лобби отеля и пить латте с чизкейком. Он посмотрел на Акио сквозь колыхавшуюся пелену дождя. Если бы Акио родился в России и был его коллегой или, наоборот, если бы Александр всю жизнь провел в японской провинции, они, наверное, стали бы друзьями. Где-то залаяла собака, Александр вздрогнул от непривычного здесь звука и прислушался, но собака больше не лаяла, только дождь шуршал по черепичным крышам, да где-то вода, видимо, собираясь в водостоке, падала крупными каплями на лист жести, и казалось, что кто-то мерно постукивает по небольшому барабану.
Александру снова вспомнилась станция «Нагоя» и площадь перед ней: сейчас там, скорее всего, безлюдно, и в большом офисном здании напротив станции плавно перемещаются вверх-вниз два двухэтажных лифта, заполненных мужчинами и женщинами в деловых костюмах. А пройди совсем немного пешком – и попадешь в старые узкие улочки с их домашними святилищами и улыбающимися тануки у дверей питейных заведений, терпеливо ожидающими вечера. Уехать домой и устроиться менеджером в Сбербанк или ВТБ – с его образованием и опытом его сразу возьмут, да и рекомендации господина Канагавы: «блестящий специалист», «работник, отдающий все свое время и усилия банку», «мы глубоко сожалеем, что не нашли возможности продолжать наше сотрудничество»…
– Скажите, Игараси-сан, какой сегодня день недели?
– А?.. – Акио на мгновение задумался. – Суббота вроде бы.
– Значит, лисы уже съели свои онигири.
– Чего? – Удивился парень и даже остановился, чтобы взглянуть на «американца» – все ли у того в порядке с головой?
– Мой начальник в Нагоя каждую пятницу оставлял онигири и сакэ в святилище Инари, – пояснил Александр. – Вообще-то, эти онигири забирал один бездомный…
– Ээ! – Акио рассмеялся. – Твой начальник был хорошим человеком! Зря ты приставал к его жене, амэрика-дзин-сан! Не стыдно тебе?
Александр не стал ничего говорить, только улыбнулся и покачал головой в ответ.
– Так вот, говорю, прадед снова мне приснился, обозвал меня последними словами и даже метлу мне припомнил, – отсмеявшись, сказал Акио. – Пригрозил, что в следующий раз обломает ее об мою спину, если я сейчас же не приду на его могилу, а в аду поможет óни закопать меня в самую большую кучу мусора и сам будет бить меня палкой по голове, если я попытаюсь из нее высунуться.
– И что же вы?