Осколки легенд. Том 2

— В Куйбышев, полагаю, не только ценности из музеев будут отправлены? — Веретенникова достала из кармана пачку папирос. — Думаю, туда еще кое-кто проследует? Верно же?

Абакумов захлопнул папку и, ничего не говоря, уставился на женщину, причем особого тепла у него во взгляде не наблюдалось.

— Вот теперь подумайте: нужны ли вам такие, как Функе, в Куйбышеве? А они туда пожалуют, даже не сомневайтесь. Как я уже сказала — это очень упорные ребята. Не ровен час чего учудят, поджог там или взрыв, или кого не того подстрелят — и все, сразу головы полетят. Я к чему — пусть уж лучше эти паразиты впустую по муромским болотам шастают, тем более что те даже зимой не замерзают. Кого не убьют, те потонут.

— Документы-то хорошо сфабриковали? — спросил у нее Абакумов. — Может, наши спецы лучше ими займутся?

— Мейер из 15-К оказалась большой мастерицей по этой части, — отозвалась Павла. — Прямо приятно меня удивила, там комар носа не подточит. Хорошая у нас все же молодежь подрастает! Перспективная.

— Ладно, будь по-вашему. — Виктор Николаевич припечатал ладонь к столу. — Но если что-то пойдет не так, то диверсионная группа должна быть уничтожена, ясно? И вот что еще, Веретенникова: если операция «Ночной гость» будет провалена полностью, то самый первый приговор, вынесенный в вашем отношении, приведут в исполнение. Догадываетесь, о чем речь?

— «Ночной гость»? — задумчиво повторила Павла. — Красивое название, мне нравится.

— Вы меня услышали, — бесстрастно произнес Абакумов. — Ступайте. И держите меня в курсе происходящего! Так, Зобнин, а ты задержись на минуту.

И сейчас, сидя на холодных камнях пола, Павла задумалась: а вот зачем она все это затеяла? Для чего? Ведь куда, казалось, проще можно было поступить. Сцапали бы Функе сотоварищи еще в тоннелях, с поддержкой Джумы ни один из них не улизнул бы, да и все. Она молодец, задача, ради которой ее вытащили из Лихово, выполнена с отличием, глядишь, и награда не заставила бы себя ждать. Разумеется, на службу ее не вернут, даже рядовой на фронт не отправят, даже в санобоз, но на кое-какие послабления можно было бы рассчитывать. Например, на то, что она дальше свой срок будет отбывать не в глуши, а в той же Кандалакше. Или хотя бы в Озерном. Все же люди вокруг, репродуктор есть, газеты. А главное, тундру, надоевшую до печенок, созерцать ежедневно не придется. И злопамятной Сациен тоже поблизости не будет.

Только, видно, ей себя уже не изменить, уж какая есть, такой и останется, потому даже себе в убыток станет поступать не так, как по уму, а так, как для дела нужно. Потому что оно всегда вперед личных интересов идет. Так ее приучили те люди, которых она ставила выше себя, и неважно, что их уже нет среди живых. Что это меняет? Изменить себе — все равно что предать их память, а о подобном Веретенникова даже и помыслить не могла.

Функе и его люди заявились в Арсенал только после полуночи, как, кстати, Павла и предполагала. Гули, согласно договоренностям, минут за десять до этого подали сигнал, стукнув чем-то металлическим в ту плиту пола, под которой находился лаз, а Павла следом за этим ударила рукоятью «браунинга» в металлическую ставню, давая понять Зобнину, который находился снаружи Арсенала, что гости на подходе. Ответный стук дал понять, что ее услышали.

— Толя, теперь тишина, — прошипела Веретенникова, досылая патрон в ствол. — Чтобы ни шороха!

Ликман, как и она, затаился в укромном уголке, таком, куда незваные гости Арсенала наверняка не заглянут. А они небольшой поверхностный осмотр могут устроить. Мало ли, вдруг музейные сотрудники тут сторожа оставили? Кремлевская охрана кремлевской охраной, а материальную ответственность с них никто не снимал.

Минут через десять раздался еле слышный шорох камня о камень, что означало — все те, кого ждут сотрудники отдела, уже здесь. Так оно и оказалось — четыре человека, один за другим, выбрались из лаза и теперь вертели головами по сторонам, держа наизготовку пистолеты с навернутыми на стволы толстыми длинными трубками.

— Es scheint niemand zu sein[1], — сказал один из них.

«Русский, — отметила про себя Павла. — Акцент, да и фразу строит не совсем верно».

— Zimmer prüfen[2], — сказал другой приказным тоном.

«А вот это немец. Скорее всего, сам Функе».

Пока все, что она предполагала, сбывалось. Трое диверсантов сначала проверили, заперты ли двери Арсенала, а после сноровисто и умело осмотрели и внутренние помещения, при этом не заметив ни ее, ни Толю. Четвертый же, повертев головой, безошибочно определил ту комнату, где днем располагалось местное руководство, ориентируясь в первую очередь на массивный ростовой сейф, сноровисто его вскрыл и выволок оттуда груду документации.

Вообще-то до того все эти бумаги у Ольги Петровны хранились прямо так, на столе, стоявшем в углу, но для пущей достоверности Павла настояла на том, чтобы сюда доставили добротный бронированный ящик еще дореволюционной работы, но при этом с не слишком сложным замком.