Осколки легенд. Том 2

— Ладно. — Веретенникова потерла ладони, которые после болезни взяли привычку время от времени терять чувствительность, причем без какой-либо на то видимой причины. — А лаз в Арсенал, значит, есть?

— Есть. Сильно старый. Он кирпичом был завален, эти четверо последние три… — она ткнула ногой обитателя подземелий, расположенных на территории Кремля и что-то прошипела, тот мигом отозвался, пробормотав в ответ что-то не менее неразборчивое. — Да, три дня.

— Три дня что?

— По ночам они этот завал разбирали. Вчера закончили.

— Что я говорила? — Веретенникова не без гордости глянула на Толю. — Чутье-то работает! Не пропало никуда.

— Сегодня снова придут, — добавила Джума. — Вот этот слышал. Говорить не умеет, но все понимает. Так они уже и ловушку на людей приготовили. Там колодец есть, еще старше, чем лаз, про который говорим, он крышкой закрыт. Сегодня крышку на доски поменяли, люди пойдут, доски сломаются, и они вниз упадут. Трое точно, а одного мои подданные и так загрызут, такое им под силу. Хорошая еда! Одного сегодня съедят, а остальных потом, когда они сочнее станут.

Анатолий понял, что Джума под словом «сочнее» имеет в виду «подтухнут маленько», и его замутило. Но зато порадовал тот факт, что вопрос, похоже, решился сам собой и им не придется сидеть в засаде. Не любил Ликман засад, поскольку всякий раз опасался того, что его раз — и сморит сон. А это позорище на весь отдел.

— Не вздумайте! — рявкнула Павла, выпучив глаза. — Пусть все вернут как было!

— Разве ты не того хотела? — удивилась Джума. — Эти воины твои враги, почему ты желаешь, чтобы они жили?

Анатолий, заметим, испытал приблизительно те же самые чувства, что и королева гулей.

— Убить я их хочу, но не всех, — тряхнула головой женщина. — Один должен остаться живым. Ладно, это наши хлопоты. Но и от вас все же кое-какая помощь нам понадобится.

— Говори, — разрешила королева.

Выслушав ее, она милостиво кивнула, пообещала сделать все так, как было сказано, а после очень тихо спросила у Веретенниковой:

— Они действительно хотят разрушить наш город? Совсем?

— Как и всю страну, — кивнула Павла. — Так, чтобы нас, советских людей, всех вообще не осталось. Даже и не советских, а русских, пожалуй. Мешаем мы им, понимаешь? А Москва пуще прочих. Я уже объясняла почему, повторяться не стану.

— Верю тебе. — Джума подбросила на ладони перстень, с которым так и не рассталась до сих пор, а после протянула его женщине. — Возьми обратно. Я не сдержала данное слово. То, что я сегодня делаю, это нужно не только тебе, но и мне. Ты или кто-то другой может снова прийти сюда, в мой дворец, и попросить об одной вещи.

Выбравшись на улицу, Павла и Анатолий первые минут пять просто стояли у станции метро, хватали ртами холодный осенний воздух и никак не могли им надышаться.

— В такие моменты понимаешь, что самое большое удовольствие в жизни доставляют абсолютно незамысловатые вещи, — назидательно произнесла Павла, а после сунула в рот папиросу. — А почему?

— Почему? — прохрипел Ликман.

— Потому что все познается в сравнении. Давай заводи мотор, едем на Лубянку. Что ты вытаращился? Вот такой маршрут у нас сегодня — от престола до подвала. А, да все равно ты смысл этой фразы не поймешь. Хотя оно и к лучшему…

Глава 7

В Арсенале стояла мертвая тишина, только было слышно, как время от времени со щелчком, более похожим на скрежет, передвигается по циферблату минутная стрелка на больших круглых часах, висевших на одной из стен. Механизм в них был старый, не чистили его, похоже, давно, но сделанный на славу, потому он продолжал функционировать, хоть и со скрипом.

Павла притаилась за одним из здоровенных ящиков, который сама расположила так, чтобы максимально контролировать ситуацию, устранив при этом риск быть замеченной. Теперь у нее и стрелковая позиция была замечательная, поскольку под прицелом находился как раз тот участок Арсенала, где располагался лаз, через который сюда проникнут диверсанты, и окно, забранное ростовыми металлическими ставнями, тоже поблизости, лишь руку протяни.

Время, как обычно и бывает в таких случаях, ползло еле-еле, потому Веретенникова снова и снова прогоняла в голове разговор с Абакумовым, случившийся несколько часов назад.

Вообще-то сначала она пообщалась с Зобниным, вкратце изложив ему свое видение ситуации, а после мысли о том, что и как стоит дальше делать. Тот внимательно все выслушал, после закрыл лицо ладонями, посидел так с минуту, а затем выдал несколько фраз, где речь преимущественно шла о душевном здоровье его собеседницы. Вернее, о том, как с ним все неблагополучно.

И все же, несмотря на такую бурную реакцию, Зобнин сумел добиться аудиенции у Абакумова, который на счастье находился в здании на Лубянке, что случалось не так и часто. Дел у него было не просто много, а с верхом, особенно если учесть тот факт, что с каждым днем фронт подбирался все ближе и ближе к окраинам столицы.