Осколки легенд. Том 2

— Тут кинофильм «Цирк» снимали, — глядя на красоты станции-дворца, сообщил Павле Ликман. — Очень я его люблю! Раз десять смотрел.

— Толя, этот факт мне известен, — усмехнулась женщина. — В смысле, что тут кино снимали. Меня же посадили через год после того, как он на экраны вышел. Больше тебе скажу — я даже на премьере присутствовала.

И вот тут отчего-то сердце у Павлы слегка защемило. Она вспомнила теплый майский вечер, Зеленый театр в ЦПКиО, куда набилось невероятное количество народу, явно превышавшее установленные регламентом двадцать тысяч мест, красавчика Александрова и невероятно очаровательную Орлову, которых после фильма не хотели отпускать со сцены зрители, восхищенные увиденным, и сидящего рядом с ней русоволосо-голубоглазого капитана Изволина из отдела внешней разведки, в отношении которого она уже выстроила некоторые планы. Они, разумеется, не касались всей дальнейшей жизни, а простирались лишь до следующего утра, но менее приятными от того не становились.

Даже и не верится, что был тот май, смех зрителей, смотрящих на пение забавных старичков, катающихся на велосипедах, и все прочее. И где теперь тот Изволин, который так забавно смутился, когда она достаточно четко дала ему понять, что вечер продолжится у нее в гостях? Может, где-то в тылу врага информацию добывает, а может, и лежит давно в сырой земле. Вариантов масса.

— Так вы тогда к нам не так часто заходили, — и не подумал смущаться Ликман, — только если дело было совсем уж непростым. Я, кстати, тоже хотел на премьеру попасть, но не смог. Даже удостоверение не помогло.

— Не беда, — сказала Павла, направившись к небольшой дверце, ведущей во внутренние помещения станции. — Снимет Александров после войны какую-нибудь хорошую комедию, мы на нее вместе сходим. На премьеру.

Следующие несколько минут эта парочка только и делала, что спускалась вниз, сначала по прочным металлическим лестницам, а после по деревянным, хлипким и склизким, как видно оставшимся тут с той поры, когда метростроевцы пробивали сквозь толщу земли первые проходы первых линий. А может, и с более ранних времен, кто знает?

— А дальше куда? — нажимая на контакты жужжащего фонарика, спросил у Павлы Ликман, когда лестницы кончились и они оказались в достаточно узком, темном тоннеле.

— Туда, — оглядевшись, сказала Веретенникова, повертев головой. — И вот что, Толя, с кем бы мы ни встретились, говорить стану я. Твое дело молчать и следить за тем, чтобы меня в спину не ударили, ясно?

— Есть, — кивнул тот. — Ну и мрачно же здесь!

— А ты как хотел? — удивилась женщина. — В таких местах везде не сильно весело, а уж если речь идет о таких городах, как Москва, или, к примеру, Минск, так и вовсе запечалишься, коли в старые туннели попадешь. Тут за века чего только не завелось, и гули, уж поверь мне, не самое большое зло. Помню, когда метро начинали прокладывать, в какой-то момент люди начали пропадать, за пару недель чуть ли не бригаду суммарно как корова языком слизнула. Разговоры разные пошли, кое-кто даже выходить на смену отказался, а ведь там не какие-то наемные темные работяги были, а комсомольцы, которые за честь для себя считали на эту стройку попасть.

— Я что-то такое слышал, — покивал Анатолий, подсвечивая фонариком дорогу спутнице, которая бодро зашагала вперед, — Тема Синицын рассказывал.

— Точно, он тогда с нами ездил, — подтвердила Веретенникова. — Только Бокий ни его, ни меня с собой не взял, когда под землю спускался и с тем, кто себя хозяином этих мест считал, договаривался. Он такие вещи предпочитал делать сам, в одиночку, такой это был человек. И ведь договорился, народ пропадать перестал.

— А я вот подумал — что делать, когда срок истечет? — помолчав, произнес Ликман. — Ведь все договора когда-то заканчиваются, правильно? А Глеба Ивановича больше нет.

— Но отдел-то есть? — возразила Павла. — Кто главным будет на тот момент, тому и идти. Решит вопрос — молодец. Не решит — появится новый начальник и продолжит дело старого. Но нас с тобой это вряд ли уже будет волновать.

— Почему?

— Так не доживем, — равнодушно произнесла Веретенникова. — Бокий с этим существом вроде как на полвека договорился, при нашей работе никто, кроме Титыча, столько не протянул. Да и он, согласись, жив весьма условно. А ведь еще война на дворе, так что… Если меня что и беспокоит, так только то, что память у сотрудников все короче становится, не передаются знания от одного поколения к другому. Вот ты, Ликман, вроде парень неглупый, глаза и уши закрытыми не держишь, а про перстень Джумы понятия не имел. И остальные, скорее всего, тоже, а вещица-то уникальная. А через полвека чего будет? Может, вообще забудут про то, что тут, в тоннелях метро, вот такая напасть таится. А она про людей — нет, и пойдут смерти одна за другой. Пока сообразят, пока разберутся, пока архивы поднимут, пока про значок вспомнят — сколько народу погибнет?

— Какой значок? — уточнил Толя.

— Такой, — начала злиться Павла, но тут же шикнула на него: — Все, цыц. Вот и наши друзья.

— Какие? — чуть не толкнул остановившуюся женщину в спину Ликман.