Осколки легенд. Том 2

— Очень хорошо, что помните. — В голосе Зобнина лязгнули засовы тюремной камеры. — На этот раз мы с Семеновым сделаем вид, что ничего не слышали, в следующий вам так не повезет. И вот еще один добрый совет: считайте, что друзей из прошлого у вас просто не осталось, тогда появится шанс, что вы не наживете себе новых неприятностей. Тем более что дело именно так и обстоит.

Позади паровоза был прикреплен один-единственный вагон, являвшийся его ровесником, в нем расположился десяток молодых совсем ребят непризывного возраста и при них два пожилых дядьки, которым на фронт идти было уже поздновато. Они с уважением глянули на петлицы Зобнина и с интересом на Павлу, но никаких вопросов задавать не стали, только поздоровались и восприняли как должное, что те уселись в самом дальнем углу вагона, наособицу от них.

Платформа, на которой остался Семенов, вскоре скрылась из виду, и за мутным от грязи и времени стеклом окна остался только унылый осенний однообразный пейзаж.

— Гражданин капитан, так мы куда едем-то? — минут через десять, не выдержав, спросила Павла.

— Вы же слышали — в Кандалакшу, — устало ответил Зобнин.

— А потом?

— Потом дальше. Слушайте, а ведь хозяйка дома, где вы квартировали, права оказалась. Семенов этот изрядный жук, обещал нам в дорогу продуктов дать — и где они?

— Он еще и рапорт напишет, — не без злорадства отметила Веретенникова. — О том, что вы мои контрреволюционные речи слушали и ничего не предприняли.

— Пусть пишет, — равнодушно произнес Зобнин. — Плевать. Не до доносов сейчас, и еще долго будет не до них. А потом, если доживем, разберемся, кто что слышал и кто что делал.

После он надвинул фуражку на лицо и минут через пять начал легонько похрапывать, причем не притворно. Он на самом деле уснул, чем немало удивил Павлу. Та даже призадумалась о том, что, похоже, произошедшие за последние несколько лет перемены порядком изменили органы, в которых она провела лучшие годы своей жизни. В старые времена сотрудник, конвоирующий заключенного, тем более в одиночку, дрыхнуть не посмел бы. Да он даже в сортир не отлучился бы, прямо в штаны нужду справил. А тут — вон чего.

Нет, можно предположить, что он ей просто доверяет, но это еще хуже. Это значит, что Систему изнутри начала разъедать какая-то зараза, заменившая классический принцип бывалых чекистов, носивший название «три Н» и звучащий как «недоверие-настойчивость-наган», на какие-то интеллигентские закидоны в стиле подзабытого царского режима. Собственно, потому и прозевали все, что можно, в результате вон Гитлер до Можайска дошел. Тех, кто был сделан из стали, перебили, а новые сопли на кулак, похоже, мотают. И неважно, что ее саму эти жернова перемололи почти в труху, дело есть дело.

Павле даже захотелось свалить из этого поезда куда подальше, причем не для того, чтобы на свободе оказаться, а исключительно науки ради. Но — не стала. А смысл? Куда бежать? Зачем? Искать же будут, можно даже не сомневаться, и, скорее всего, найдут. Ну да, она много чего знает и умеет, ни тюрьма, ни ссылка, ни болезнь намертво вбитые навыки не уничтожили, но толку от них сейчас? Раньше за ней стояло государство, а сейчас она одна. Совсем одна. Прав этот капитан, никого у нее не осталось. А одиночки долго живут и побеждают только во французских романах прошлого века, тех, которые они с сестрицей Розалией так любили читать в нежном возрасте.

На деле одиночка обречен на смерть, особенно в этих краях. Либо поймают и пристрелят, либо сам загнешься среди местных красот. Зимы тут лютые, волки голодные, болота даже в самые суровые морозы не замерзают, так что как-то, да сгинешь. Гарантированно.

Ну и крючок любопытства никуда не делся. Явно же целенаправленно ее куда-то Зобнин этот везет. Вот и интересно — куда именно? У Павлы в данный момент имелось три варианта, но какой из них верный, она пока не понимала. А выяснить хотелось!

Потому Веретенникова сжевала кусок сушеной лососины и тоже закемарила, здраво рассудив, что если у кого и есть право спокойно спать, то как раз у нее. Ей следить за капитаном не нужно, он и так никуда не пропадет. А если такое и случится, то очень хорошо, поскольку тогда не она от него, а он от нее сбежал, что в корне меняет дело. Нет, дополнительный срок ей все равно навесят, но хоть себя упрекнуть будет не в чем.

Проснулась она так, как давно этого не случалось. В последние годы, особенно после болезни, Павла выплывала из сна медленно, как ныряльщик с глубины, поднимаясь к ненавистной реальности из мутных слоев подсознания, а после еще с минуту пытаясь осознать, где она сейчас пребывает. А тут, как только Зобнин прикоснулся к плечу, она немедленно открыла глаза, моментально сообразив, где находится.

— Вы не спали, что ли? — удивился ее спутник. — Просто с закрытыми глазами сидели?

— Что-то вроде того, — подтвердила Веретенникова. — Приехали?