Осколки легенд. Том 2

— И то верно, — поддержала ее Агафья Лукинична. — Новостей никаких нет, а сердцу маятно, мужики-то наши там, на войне. Что, скоро ей конец выйдет?

— Хорошо бы, если так, — вздохнул энкавэдэшник. — Да только подготовились они, гады, сильно. Почти всю Европу Гитлер под ружье поставил. А после наплевал и на пакт о ненападении, и на все остальное, гад такой!

— Так еще с Испании было ясно, что он на нас полезет, — глядя в сторону, пробормотала Павла. — Это лишь вопрос времени.

— Поговори мне! — рявкнул Семенов и стукнул ладонью по столу.

— Ты в моем дому не ори! — мигом потребовала Агафья Лукинична. — Ты тут не хозяин, а гость, вот и блюди себя как положено! И ладонь божью бить не смей!

Она так называла стол. У нее вообще к ряду обычных вроде бы предметов отношение было особое. Например, печку она кроме как «кормилицей» не называла.

— Извините, — положив ладонь на плечо закипающего уполномоченного, попросил нквдшник. — Да и права ваша гостья, все так и есть. Я, как и Павла Никитична, в Испании побывал, потому полностью с ней согласен.

— Так где немца остановили? — На этот раз Веретенникова смело глянула говорившему в глаза. — Далеко прошел?

— Да что теперь, — после небольшой паузы взмахнул рукой тот. — Далеко.

— Насколько? — Павла вдруг ощутила, как в груди что-то до боли сжалось. — Ну? Вы же знаете!

— Если бы, — совсем невесело усмехнулся энкавэдэшник. — Мы два дня в пути без новостей, за это время все могло сильно измениться.

— У меня никакой информации нет вообще. Мне любая сойдет, даже двухдневной давности.

— Из того, что знаю из последнего, — накануне наши оставили Таганрог и Одессу, на окраине Харькова шли бои, но, боюсь, сейчас в городе уже немцы.

— Харьков? Таганрог? — Павла знала, что новости будут плохими, но не представляла, что настолько. — Значит, Минск, Киев…

— Минск они взяли еще летом, — отвел глаза в сторону мужчина, — Киев оставили месяц назад.

Лицо Павлы закаменело.

— А Москва-то стоит? — с надеждой спросила хозяйка дома. — Ленинград как?

— Ленинград, — энкавэдэшник вздохнул. — А, ладно, все равно не секрет. В кольце Ленинград, теперь в него и из него только по воздуху. Что до Москвы… Позавчера Можайск оставили.

— Можайск? — Веретенникова не могла поверить своим ушам. — Это же почти пригороды? Оттуда до столицы всего ничего!

— Почти наверняка в городе со дня на день введут осадное положение, — жестко произнес ее собеседник. — Или уже это сделали. Москва — последний рубеж, за ней для нас земли нет! Не отдадим!

У Павлы на языке вертелась фраза на этот счет, но она удержала ее в себе, понимая, что каждое лишнее сказанное слово непременно обернется против нее, не сейчас, так потом. Тем более что она чем дальше, тем больше не понимала, зачем сюда приехал этот капитан. Что не приводить обновленный приговор в исполнение — это понятно, для такой цели хватило бы и Семенова, который вывел ее за околицу и там пустил пулю в затылок. Версия с переводом ее в еще более глухие и безлюдные места тоже отпала. Во-первых, куда уж глуше? Хотя тут, конечно, все условно, Россия велика, в ней все что угодно найти можно, имелось бы желание. Во-вторых, не стал бы тогда он с ней откровенничать. Какие могут быть разговоры по душам с лагерной пылью?

Значит, здесь что-то другое. Но что?

— Ладно, — припечатал ладонь к столу энкавэдэшник. — Хозяйка, спасибо за чай, за заботу, но нам ехать надо. Дорога дальняя, времени мало.

— Охти мне! — вскочила Агафья Лукинична. — Так я вам снеди в дорожку соберу сейчас!

— Лишнее, — качнул головой капитан. — До райцентра доберемся, а там вон Семенов нас провиантом обеспечит. Да?

— Обязательно, — подтвердил уполномоченный. — А как же!

— Припас в дороге лишним не бывает, — чуть сдвинула брови женщина. — Края наши такие, что наперед загадывать, где обедать да ужинать станешь, не стоит. У тебя одно на уме, у тундры да озер другое, а у Хозяйки местной вообще третье.

Она шустро собрала массивный узелок, куда отправились пяток яичек, полкаравая хлеба, соль, рыбка сушеная и прочий незамысловатый, но сытный харч.

— Ждать тебя стану, желанная. — Вручив собранное Павле, хозяйка обнялась с ней на прощание. — Добрая ты баба, хоть, конечно, чересчур ученая да упрямая. Оттуда все твои беды и идут. Проще живи, может, и устроится тогда всё.

— Знаю, — вздохнула Веретенникова. — Спасибо тебе, Агафья. И за то, что выходила, и за то, что кроме добра от тебя ничего не видела.

В Лихово эти двое заявились на «полуторке», и, само собой, Павла отправилась в кузов. Хоть жизнь, похоже, собралась выкинуть какой-то новый фортель, социальный статус Веретенниковой все же не изменился, потому сотрудники органов зечку с «десяткой» по 58-й статье рядом с собой видеть не хотели. Впрочем, ее это не сильно и опечалило, по чему-чему, а тесноте кабин и запаху застарелого мужского пота она точно не соскучилась.