Возможно, последние слова Лухты оказали на Веретенникову какое-то психологическое воздействие, поскольку всю ночь ей снились бобры — здоровенные, зубастые, наглые до невозможности. Они деловито подгрызали ножки ее кровати, причем не нынешней, самодельной, на которой она спала сейчас, а прежней, той, которая стояла в ее московской квартире на Садовой-Черногрязской улице. Причем эти поганцы вдобавок еще и переговаривались между собой на тему «Вот как сейчас она грохнется, как расшибется!». В какой-то момент так и вышло, добротное творение дореволюционных мебельщиков с треском развалилось на куски, а самый мощный из грызунов толкнул Павлу в плечо, причем сильно так, ощутимо. И еще раз, и еще!
— Да пошел ты в жопу! — возмутилась она и отпихнула от себя нахальное животное. — Пока не прибила!
— Веретенникова, ты совсем ополоумела? — удивленно спросил у нее бобр. — Да за такие слова я тебя могу обратно в лагерь запихнуть!
— Чего? — изумилась и женщина, менее всего ожидавшая того, что эти зубастые существа обладают возможностью как-то влиять на пенитенциарную систему СССР. — Куда?
— Полезные ископаемые стране добывать! — рявкнули у нее над ухом. — И похрен, что ты баба! У нас и они дают угля, пусть мелкого, но много! Просыпайся, говорю! Ишь, отожралась тут, кобыла гладкая!
Павла открыла глаза и увидела над собой знакомую усатую рожу, причем очень недовольную.
— Семенов? — пробормотала она, потирая глаза. — Вот ведь! А я думала — бобер!
— Не иначе как вчера клюквенной врезала, — повернувшись, пояснил уполномоченный мужчине, который стоял в дверях. — Здешние бабы сильны ее гнать. Вроде она и слабенькая, чуть крепче воды, пьешь ее, пьешь, а все ни в одном глазу. Потом встать хочешь, — а нет, ноги как не твои. Вот эта паскуда небось ее и налакалась накануне.
— Чего на фронте? — привычно пропустив мимо ушей «паскуду», спросила у нежданного гостя Павла. — Немца где остановили?
— Тебе вопросы задавать по чину не положено, — рыкнул уполномоченный и сдернул с нее теплое стеганое одеяло, то, которое ссыльной подарила Агафья Лукинична, сердобольная хозяйка дома. — Давай хватай свои манатки, и поехали. Пять минут на сборы.
— Зачем же вы так, товарищ Семенов? — вдруг подал голос его спутник, так и стоявший у двери. — Все же это женщина, пять минут ей мало. Да и я бы с дорожки чайку выпил горяченького.
— Ага, — моментально подобрался уполномоченный. — Сейчас хозяйке скажу, она баба шустрая, мигом самоварчик раскочегарит. А ты, Веретенникова, не лежи, что щука на мелководье. Морду сполосни да вещи собери, пока мы с товарищем капитаном передохнем немного!
«Шпалы» того, кто стоял у двери, Павла не видела, они были надежно скрыты наглухо застегнутым плащом, но в том, что на них имеются минимум три красных прямоугольника, она не усомнилась ни на минуту. Семенов ходил в чине старшего лейтенанта, потому перед каким-то простым капитаном, что милицейским, что пехотным, он бы так стелиться не стал. А вот если к фразе «товарищ капитан» прибавить слово «госбезопасности», то картинка замечательно сложится. И дело даже не в том, что это звание тождественно полковничьей должности в РККА, просто уровень неприятностей, которые этот человек может обеспечить как Семенову, так и любому жителю деревеньки Лихово, на самом деле изрядно велик.
Если честно, в какой-то момент Павла даже опечалилась, что ее спокойное и тоскливое житье-бытье, похоже, подошло к концу. Воистину, что имеем — не храним, потерявши плачем. Вчера только мечтала о том, чтобы отсюда свалить хоть куда, хоть к черту на куличики, а теперь, когда за ней приехали, уже и не хочется этого. Опять же — бобрятины тушеной она не отведает, а штука это на самом деле вкусная, к тому же женка нойды готовит ее лучше всех в деревне.
Может, злопамятная Сациен в очередной раз решила над ней подшутить? Может, ее проделки?
Хотя нет. Как выяснилось, Владычица Вод на самом деле богиня серьезная, но не настолько же, чтобы через сотрудников НКВД свои замыслы реализовывать? Ее власти достанет на местные тундру, озера и водопады, то есть те места, которые помнят величие саамских богов с начала времен, а вот органы госбезопасности этой особе точно не по зубам. Кстати, Павла сама тому зримое подтверждение. Она же смогла тогда, в 1936 году, когда сюда с Барченко в экспедицию приезжала, уйти из чертогов Сациен живой и здоровой? Да, одна из шестерых, но смогла же?
— Ссыльная Веретенникова к этапированию готова, — заученно пробубнила она, войдя в горницу, где за столом расположились Семенов, тот, кто приехал с ним, и хозяйка дома.
— Это хорошо, — благосклонно произнес спутник уполномоченного и отхлебнул чаю. — Да вы садитесь за стол, Павла Никитична. Садитесь. В ногах правды нет.
Само собой, плащ он снял, и под ним, как Веретенникова и предполагала, обнаружились три рубиновых «шпалы».
— Может, все же скажете, что творится на фронте? — спросила она, устроившись рядом с хозяйкой дома. — Пожалуйста!