Осколки

Комнату мы снимаем без проволочек. Полтинник сверху, и документы никто не спрашивает. Не ожидая от номера ровным счетом ничего, я осматриваюсь. Ник заходит следом. Ключи от машины позвякивают в его руке. Комната маленькая и узкая, так что удивительно даже, как в нее влезла кровать. Сбоку втиснут пластиковый стул и комод с плазменным телевизором сверху.

— Мы пробудем здесь всего несколько часов, но лучше использовать их с умом и выспаться. Можешь занять кровать, — говорит Ник, стягивая куртку, бросает ее на спинку стула и исчезает в ванной. Пока льется вода, я снимаю вещи, оставаясь в футболке и джинсах, и сажусь на матрас, ожидая своей очереди в уборную. Ник выходит оттуда спустя десять минут, отодвигает штору, чтобы видеть улицу, достает из комода запасное одеяло и расстилает его на полу рядом с кроватью.

— Брось мне одну подушку, — просит он. Я выключаю свет и спускаю вниз плед, чтоб ему было, чем укрыться. Теперь его силуэт освещается лишь светом из окна. В темноте я еще раз могу разглядеть темные линии татуировки, очерчивающие весь его правый бок, хотя обычно мне не нравятся татуированные парни. Но что-то в образе Ника, его поведении и всей этой истории не стыкуется.

От того, что мы в закрытой комнате одни, становится не по себе. Сердце начинает биться быстрее. «Волноваться глупо, — убеждаю я себя. — Я доверяю Нику. Он ничего со мной не сделает».

Некоторое время мы молчим. Усталость, которая все это время неловко витала в воздухе, теперь опускается на плечи. Сквозь занавески пробиваются тонкие серебристые лучи, падая на лицо растянувшегося на полу парня.

— Ник, — тихо говорю я, — спасибо, что поехал со мной.

Он молча закидывает руки за голову, взглядом утыкаясь в потолок, словно изучая разбросанные по нему тени.

— Знаешь, а эти не наврали, — после небольшой паузы произносит он.

— Кто? — не понимаю я.

— Рекламная афиша, — отвечает Ник. — После случая с Хелдширом и дырой, оказавшейся на месте заявленного отеля, я уже не жду ничего хорошего.

Я улыбаюсь:

— Но старик там был классный.

— Ага, — растягивая буквы, соглашается Ник.

Этот простой разговор кажется таким правильным, таким приятным, словно мы не ругались нещадно на протяжении стольких дней до этого. Будто не было всех погонь, драк и вечного выяснения отношений. Никакой мистики, потери памяти и фальшивых документов. Кто знает, будь все именно так в нашей жизни, о чем бы мы говорили сейчас? Хотя вряд ли говорили бы вообще. Глупые мысли, но они рисуют улыбку на моем лице, и в память о войне, что была между нами, я не сдерживаюсь, чтобы Ника не подколоть:

— Слушай, как это у тебя получается?

— Что именно?

— Прикидываться нормальным, — клянусь, что чувствую его ответную кривую ухмылку.

— У меня много талантов, — отвечает Ник.

Я хмыкаю, потому что у него их действительно внушительное количество: раздражать меня, выводить из себя, а еще в нужный момент оказываться рядом. Но последнее я никогда ему не скажу, исключительно с целью спасти его и без этого раздутое самолюбие.

Между мной и Ником существует какое-то особенное равновесие, хрупкое, шаткое, как подвесной мост, ступив на который не знаешь точно, сорвешься вниз или выживешь. Хорошее настроение одного обязательно компенсируется дурным другого, но столкнувшись, они словно гасят друг друга как огонь и лед. Достойные соперники.

Я поворачиваюсь на бок, опираясь локтем на постель.

— Знаешь, если бы мы постоянно не ссорились, то могли бы наверняка стать друзьями.

Я чувствую, как слова повисают в воздухе, а затем медленно опускаются вниз, укладываясь у меня на коленях. Ник молчит. И когда я решаю, что мой вопрос останется без ответа, он поворачивается спиной, запихивает пистолет под подушку и произносит:

— Мы никогда не будем друзьями.

Что?

Отвернувшись, я обиженно дёргаю одеяло на себя, от чего оно резко взмывает в воздух и так же резко падает обратно.

Самовлюбленный придурок! Зачем было вообще с ним разговаривать?

Хочется швырнуть в него чем-нибудь. Может, ботинком? Я оглядываюсь по сторонам, но под рукой нет ничего, что может причинить хоть какой-то ущерб, поэтому вместо этого я говорю:

— Знаешь, что? Ты говнюк!

— Знаю, — тихо отвечает Ник, и я уверена, до утра он больше не скажет ни слова.

Осколок 11. Предатель

От серых бетонных стен веет холодом, окна вокруг затянуты пылью, а столы собраны в кучу в центре комнаты.

— Уверен, что это все? — Я поворачиваюсь на звук голоса.

Тайлер стоит напротив, очень близко, и в тот момент я вижу его впервые в жизни. Вижу повзрослевшего. Глаза — колкие, карие, с темным ободком. Широкие брови сдвинуты, а на щеке свежий сочащийся порез. Его лицо гармоничное, словно нарисованная художником картина и я не могу отвести глаз, словно боясь, что он снова исчезнет.

— Земля-1, где вы? — раздается низкий шипящий голос, словно у меня в ухе находится наушник.

— Земля-1. Уходим, все чисто, — произношу я, поворачиваясь к Таю, но голос не принадлежит мне. Он принадлежит Нику.