– Ты прав, – сказал Малкольм. До этого он едва ли открывал рот, а сейчас склонился вперёд, упирая локти в колени, и посмотрел прямо на Саймона. – Абсолютно прав. То, что человек родился в определённом Царстве и определённой семье, не определяет его характер. Ты видишь в людях добро, и я ценю это в тебе. Но нам нужно вести себя крайне осторожно. Осторожно как никогда. Даже если твои друзья ничего подобного не планировали, есть один простой факт: без тебя мы не справимся. Обещаю, мы придумаем, как им помочь. Но в первую очередь необходимо сберечь тебя.
Саймон закусил губу.
– А мне-то как с этим жить? – пробормотал он.
– Найди Осколки, свергни Ориона, достойно награди друзей за помощь в спасении анимоксов, – ответил Малкольм. – Для них так будет лучше, чем бессмысленное раскланивание перед людьми, которые в любом случае собираются их наказать.
Они смотрели на него; взгляды пронзали насквозь. И с тяжёлым сердцем Саймон покачал головой.
– Я ничего не скажу, – пробормотал он, злясь на самого себя.
Уинтер выдохнула, словно до этого затаила дыхание, а мама обняла его за плечи и поцеловала в макушку.
– Ты правильно поступаешь, – пробормотала она, но Саймон так не считал. Он знал, что это не так. Он пошёл по простому пути собственных интересов, и никогда себе этого не простит.
Позже днём Саймон вместе с мамой, Уинтер и Малкольмом пришли на смотровую площадку парламента. Она занимала большой зал под куполом и располагалась в самом сердце дворца. Несколько ярусов полукругом огибали одинокий стол – жердь подсудимых, как назвала его мама.
Орион сидел в королевской ложе по соседству со смотровой – с них обеих открывался отличный обзор на весь зал и происходящее в нём. Саймон налёг на перила, стискивая резное дерево с такой силой, будто мог вот-вот его разломать. Мама стояла рядом, но не вплотную. В другой момент Саймона бы это расстроило, но сейчас ему хотелось побыть одному.
Какой-то стражник объявил, что прибыли обвиняемые, и сердце Саймона пропустило удар. В зал вошли Порша, Ригель, Корделия и Нэш в красных мантиях. Судя по их лицам, ночью они не смыкали глаз.
– Красный носят пленники, – тихо пояснила Уинтер из-за спины. Те сели за скамью подсудимых, причём Корделии пришлось отодвинуть брату стул. Саймон стиснул зубы – с каждой секундой ему становилось всё паршивее и паршивее.
– Встать, – произнёс всё тот же стражник. Они поднялись, и на глазах удивлённого Саймона в зал влетело больше двух десятков сов: сипух, белых сов, пятнистых неясытей – и других, названий которых Саймон не знал. Они кружили вокруг скамьи подсудимых, постепенно разлетаясь по ярусам, а потом одна за другой обернулись людьми в чёрных робах под небесно-грубыми мантиями.
– Они хотят запугать бедных детей, – шепнула мама.
Судя по бледному лицу Порши, их план удался. Саймон склонился вперёд, не отрывая взгляда от подсудимых. Слушание началось, но он не обращал внимания на монотонные речи. Даже не взглянул на парламент, когда треть из его членов удалилась с заседания, и не стал смотреть, как стражники из Гнезда рассказывают, что именно случилось вчера ночью, несмотря на их наглую ложь. Нет, за всё заседание он ни разу не отвёл глаз от Порши с её друзьями, пытаясь углядеть в них кровожадных махинаторов, какими считала их Уинтер.
Он видел, как Корделия под столом взяла Нэша за руку. Видел, как Порша коснулась лбом опустившегося плеча Ригеля, когда мимо прошёл отец, не удостоив сына даже холодным взглядом. Видел, как Нэш прижимает к себе покалеченную руку, как Корделия нервно теребит локон волос, как Ригель отвечает на вопросы со слезами на глазах и как трясутся руки Порши, пытающейся храбриться. И, самое главное, за все их показания они ни разу не упомянули его. Ни единым словом. Не стали оправдываться за его счёт, не сказали, что он заставил их угрозами. Они даже не смотрели в его сторону, категорически отрицая наличие заговора против Ориона. Они защищали его – хотя это он должен был защищать их.
Наконец, парламент закончил голосовать. Седеющая секретарша в толстых очках поднялась на ноги, чтобы огласить результаты.
– Корделия и Нэш Алуэтт, – произнесла она. – Порша Гейл. Ригель Халсион. Вы признаны виновными в попытке хищения и измене.
Саймон похолодел, в шоке распахнув рот. Даже сейчас никто из друзей не посмотрел на него, и он ощутил мягкое прикосновение мамы к плечу, словно она уловила чувство вины, которым его накрыло. Нечестно. Как же это было нечестно.
Птичий повелитель поднялся. Тёмно-синяя мантия сверкнула под лучами солнца, льющимися в зал сквозь стеклянный купол.