Ошибка леди Эвелин

Да, нелегкое это оказалось дело. Каллеман не меньше ста ардов весил, не иначе. Но я справилась. Подтащила его поближе к камину, потом сбегала к кровати, схватила подушки и вернулась, чтобы подложить их мужу под голову, но тот дернулся, как-то неловко повернулся и цепко ухватил меня за руку. А потом, так и не открывая глаз, ткнулся мне в колени и затих. А меня будто игла острая под сердце ударила. И в глазах защипало. Кажется, еще немного – и слезы потекут. И чего я такой плаксой вдруг стала?

Я гладила вьющиеся темные волосы, а сердце заходилось жалостью и чем-то еще. Каким-то странным, выворачивающим душу чувством. Это оно заставляло меня ласково проводить ладонью по спутанным прядям, касаться мощной шеи, обрисовывать пальцами выступающие вены и цепочку шрама, прислушиваться к биению пульса под моими руками. И это же самое чувство толкнуло меня на совершеннейшую глупость. Я наклонилась и коснулась губами колючей щеки, а потом обветренных губ, шалея от собственной смелости, испытывая непонятную боль, которая щемила в груди, и желание, чтобы Каллеман ответил. Не знаю, откуда оно взялось, это желание. Но меня тянуло к магу, как магнитом, хотелось смотреть на него, не отрываясь, сердце замирало от страха и тут же начинало биться так громко, что его грохот звучал у меня в ушах.

Одному Единому известно, сколько прошло времени, пока Каллеман пошевелился и приподнял голову. Он медленно, словно возвращаясь из небытия, обвел взглядом комнату, задержался ненадолго на высоком пламени камина и остановился на моем лице.

– Проклятье, – приподнявшись, тихо пробормотал маг и скривился. – Только не это!

Что ж, я и не ждала никаких добрых слов. Но на душе сразу пусто стало. Словно то странное чувство, что возникло, когда я перебирала жесткие пряди, исчезнув после слов Каллемана, забрало с собой что-то важное, что-то, чему я пока не могла найти названия, но без чего жизнь вдруг показалась серой и пресной.

– Как я здесь оказался?

Черные глаза смотрят сумрачно, в складках у рта залегли тени.

– Вы упали в коридоре, и я решила, что будет лучше, если я перенесу вас сюда. Что с вами случилось, милорд? Что это за приступ?

Я с тревогой смотрела на мага, но тот не торопился отвечать на мои вопросы.

– Это ты меня?..

Маг не договорил, оглянувшись на дверь, словно проверяя, сколько до нее ро. На лице его застыло недоверие.

– Да вы не переживайте, я привычная, – поторопилась успокоить его я. – Лорд Вонк часто возвращался из таверны нетрезвым, и мне приходилось встречать его и помогать добраться домой.

– Тащить на себе? – уточнил Каллеман, продолжая сверлить меня взглядом.

– Ну да. Но это ничего. Он не злой был. Иногда даже пряник из соседнего трактира для меня прихватывал.

– Пряник? – голос мага звучал как-то странно.

Каллеман едва заметно дернул плечом и растер шею, словно ему воротник мешал. А может, и мешал?

– Милорд, вам бы переодеться. Помочь вам дойти до спальни?

– Не надо, – покачал головой маг.

В глазах его что-то блеснуло, но тут же погасло.

– Сам, – коротко сказал он и молча пошел к выходу.

Правда, на пороге замер и, не поворачиваясь, негромко сказал:

– Благодарю за помощь, Эвелин.

И тут же вышел, а я осталась стоять, глядя на разделяющие наши спальни двери и пытаясь понять, отчего от простых слов так сильно забилось сердце. Незачем ему так биться. Совершенно незачем.

Вот только внутри плескалось что-то тревожное и радостное одновременно, и мне снова вспоминались жесткие волосы под моими руками, слегка колючие щеки, обветренные губы… И тут же подкрадывался страх. Что происходит с магом? Чем он болен? Разве высшие болеют? Насколько я знала, магия темных легко справляется с любыми недугами, так почему же на Каллемана она не действует?

Вопросы, вопросы… И никаких ответов.

***

Ночью я проснулась от шума. В соседней комнате кто-то разговаривал. Я слышала мужские голоса, звяканье стаканов, звук вынимаемой из графина пробки. Интересно, кто у Каллемана в гостях? И почему так поздно?

Я тихо поднялась с постели, осторожно прокралась к дверям, разделяющим наши с мужем спальни, и прижалась ухом к холодному полотну.

– Неужели ничего? – спрашивал красивый баритон, показавшийся мне смутно знакомым.

– Нет, Дерек. Ни единой зацепки. И этот тоже ушел.

– А девушка?

– Делает вид, что ничего не знает, но я уверен, что лжет. Что-то она видела той ночью. Говорит, что платок под кустами нашла и якобы сожгла его в печи.

– Зачем?

– Не понравился он ей, видите ли.

Я услышала звяканье стекла и звук льющейся воды. Или, скорее, сквори. У Каллемана на столе рядом с кроватью стоял большой хрустальный графин, я его еще вчера заметила, когда мы с Идой в спальне мага убирались. Вероятно, мужчины сейчас распивали его содержимое.

– Надо бы взглянуть на твою… супругу. Познакомиться, – задумчиво сказал баритон, и я вспомнила, где его слышала. Из той странной штуковины, похожей на канделябр, там, в кабинете Каллемана.

– Может, сумею понять, что она скрывает, – продолжил гость.

– Нет, – неожиданно резко ответил ему Каллеман.

– Нет? – в голосе его собеседника прозвучало удивление.