Ошибка "2012". Джокер

Господа ей не ответили, по крайней мере вслух. Отец Костей' курил свою сигару, Мартин Лютер Кинг думал думу об эмансипации негров всех стран, а надежда и опора заирской нации генерал Мобу- ту Сесе Секо[10], видимо, просто предавался прият­ному пищеварению. Ну что ж, молчание — знак со­гласия. „

— Теперь ты! — Мамба ожгла взглядом Облег- чёнку, рассеянно листавшую Библию. — Хватит, всё равно ничего не поймёшь, я тебе на словах всё рас­толкую. Если только у тебя ещё не все мозги от­сохли...

Взгляд и голос обеамы дышал беспредельным презрением. Вот ведь Белая Коза. Ни прибавить, ни убавить. Дивный образец своей расы. Без нравствен - ность, отсутствие манер, непроходимая глупость... а внешность! Словно про неё были эти стихи, напи­санные талантливой чёрной рукой:

Лицо ещё словно посыпанное белой золой — Позеленевшее, как у трупа, Страшное, будто маска Колдуна, танцующего в полночь; Губы — точно их в кровь разбили; Волосы - прямые, как прутья; Кожа в опалинах, как у лисицы. Которой факел под хвост воткнули, Чтобы из норы её выгнать

— Иду, уважаемая старшая партнёрша, иду.- Облегчённа осторожно положила на стол Библию встала с кресла и приблизилась к Мамбе, мерившей её взглядом. — Слушаю вас.

Одета она была в этаком развратно-сексуально- академическом стиле. Вроде бы строгий деловой костюм, но — с микроскопической юбкой. Вроде бы галстук — и тут же просвечивающая блузка, не скрывающая отсутствия нижнего белья. Вроде бы собранные в скромный пучок волосы, неброские очки — и пряные французские духи, способные да­же мертвеца заставить выскочить из гроба.

— И повторяю, — приказала ей Мамба. Сощури­лась и властно повела рукой. - И запоминаю! — Го­лос её зазвенел силой, обрёл полёт и превратился в песню: — Я люблю Иисуса! Я люблю Иисуса! Все струны моей души поют i-имн Иисусу!

— Да, да, все струны моей души, — слегка раска­чиваясь, сипло повторила Облегчёнка Со стороны она была похожа на послушную заводную куклу. — Иисуса я люблю, Иисуса я люблю! Гимн поют все струны моей души...

— Танцует от радости мое сердце. — Бёдра Мам- бы мощно задвигались, обещая далеко не молитвен­ный экстаз. — Славься, Сын Божий, славься! Алли­луйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Славься на все четыре стороны света...

— Аллилуйя. — Облегчённа тоже пустилась в пляс, бёдра ее выделывали явно не танцевальные движения. — Слава Твоя над трясинами и болотны­ми топями... Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!

— Ну вот и ладно, — совсем другим тоном про­изнесла Мамба, и её рука отдала новый приказ. — Закрой рот, сконцентрируйся и продолжай в том же духе. Давай, давай, давай, шевели ногами. Нот так, •вот так, вот гак... — Посмотрела на самозабвенную

пантомиму Облегчёнки, удовлетворённо хмыкнула и снова обратила своё грозное внимание на азиа­та—А ты, бездарь, может, тоже в пляс хочешь? Брюхо порастрясти?..

В это время в кабинет вернулся страдалец Мга- ви. Вернее, ввалился, цвет его лица вызывав мысли о зелено-буром камуфляже. Дедовское средство бы­ло снадобьем не для слабаков.

— Всё ещё негр, — недовольно покачала головой Мамба, указала ему на диван и покосилась на 06- легчёнку, извивавшуюся в углу. — А ну, голос!

Голос раздался немедленно, будто обеама на­жата некую кнопку. Слова всё так же пребывали в резком контрасте с вакхическими откровениями танца:

— Иисус! Иисус! Мы любим Тебя, Сын Божий! Любим! Отныне и во веки веков! Аллилуйя, Сын Божий, аллилуйя! Отныне и во веки веков!

— Всё, заткнись, — брезгливым жестом «выклю­чила» её Мамба. — Готова. Завтра отбываешь. Ка­тись... — Облегчёнка, приплясывая, вышла, и хозяй­ка кабинета вплотную занялась Мгави. — Ну что, котёнок гиены, хреново тебе? Пора тебя поправ­лять... Я тут супчик сварила. Хороший супчик, гус­той, как дядя учил. С печенью, с сердцем, с мозго­вой косточкой...

Мгави прислушался к себе — и вдруг облизнулся.

— Да, да, Чёрная Корова, — сказал он, и в устах потомка Чёрного Буйвола прозвище толстухи про­звучало как комплимент. — Ты всегда знаешь, что мне нужно. С печенью, с мозговой косточкой...

В это время зазвонил телефон.

— Чёрт, — ругнулась настроившаяся на трапезу Мамба, взяла мобильник, секунду послушала и по- чему-то перешла на иврит. — А-а, генерал, шалом, шалом... Как? Ага Сколько? Ясно. Кого, кого при­слать?.. Давай по буквам, связь говно... Марокко, Уганда... А-а мурру! Без проблем. Фото подгонишь? Уже отправил? Так-так... — Спрятала мобильник, подошла к столу, турнула из-под лампы пригрев­шуюся паму— А ну, брысь под диван, да спрячь зубы — вырву!

• Пама — смертоносная рептилия, в предыдущей книге романа убившая одного из персонажей.

Включила ноутбук, получила почту, распечатала письмо, открыла вложенный файл...

На экране возникло фото красивой, хотя и не­улыбчивой белой женщины в форме подполковника Российской ФСБ. Краткая подпись гласила; «О. В. Варенец».