Орлы в буре

самим собой, Тулла затих.

— Я понимаю.

Тулл с трудом встретил взгляд хирурга, но увидел в нем только

сострадание. Он кивнул.

Быстро и уверенно хирург промыл пораженный участок уксусом, зашил порезанные пальцы Тулла и перевязал ногу. — Вот. Я закончил. Если

вы извините меня, господин? Я нужен в другом месте.

— Конечно.

В сопровождении своего помощника хирург направился к раненым.

— Хирург! — окликнул его Тулл.

Он повернулся. — Да, господин?

— Как тебя зовут?

— Аримнестос.

193

— Спасибо, Аримнестос.

С довольным видом, хирург поднял руку и пошел дальше.

Оставшись один, со своими людьми, трудящимися под бдительным

присмотром Фенестелы, Тулл вскоре растерялся. Не желая просто так сидеть, он подобрал обрезки своего левого сапога. Надеть его не было никакой

возможности – Аримнестос почти полностью отрезал верх от подошвы, –

поэтому он приказал Пизону снять пару калиг с одного из убитых солдат.

Левая не подошла идеально, но со своей задачей справилась. Его

поврежденная нога не была закрыта, и, что более важно, он мог ходить. В тот

момент, когда он перенес вес на ногу, пульсация боли поднялась от его

пальца на ноге. Осторожно, он двигался аккуратно и легко, десять шагов

туда, десять туда, пока не обрадовался, что кровотечение не началось снова.

Ему казалось, что кузнец ударил его по ноге своим самым большим молотом, но ему было все равно. Он снова стал подвижным.

Глава XXX

Небо над головой темнело. Свет заходящего солнца окрашивал полосы

высоких облаков в розовый, красный и все оттенки между ними. Сотни

ласточек окунались и ныряли, питаясь насекомыми, их пронзительные звуки

напоминали, что наступил разгар лета. Пизон мог бы вечно смотреть на птиц, но сон грозил лишить его этого удовольствия. Он растянулся у своей

палатки, смертельно уставший. Измученный. Сражение в жестокой жаре

истощало его, но последующая помощь в строительстве одного из армейских

лагерей забрала его последние силы. Даже горе, которое он испытывал по

Кальву, было притупленным.

К вечеру отступили последние германцы. Многие римские войска уже

вернулись, но колонны продолжали отходить с поля боя. Солдаты выглядели

истощенными. Сообщалось, что люди падали не только от истощения и

солнечной лихорадки, но и от жажды.

Все еще ощущая сухость во рту, Пизон приподнялся на локте и сделал

глоток из своего кожаного меха. Еще один поход к Висургис должен был

состояться на рассвете – он получит разрешение от Тулла взять с собой

дюжину человек. Пизон намеревался незаметно окунуться в реку, когда

представится случай – смыть сегодняшнюю кровь, пыль и грязь было бы

прекрасно.

От восхитительного аромата выпекаемого хлеба у него заурчало в

животе. Он сел.

Настала очередь Метилия готовить, но из-за ушибленной ключицы он

временно стал одноруким. Хирург отправил его обратно к товарищам — Я в

лучшей форме, чем большинство бедных ублюдков в госпитале, — заявил он, 194

Метилий максимально использовал свое положение инвалида. — Давай, Дульций, — сказал он. — Эти хлеба начинают подгорать.

— Да, Метилий прав, — сказал Пизон, радуясь, возможности посеять

смуту.

Дульций, еще более покрасневший, чем когда-либо, благодаря солнцу и

огню, за которым он ухаживал, нахмурился. — Вот! — воскликнул он, протягивая Метилию длинные железные щипцы. — С твоей левой рукой все

в порядке, не так ли?

— Они горят! — воскликнул Метилий, скорее указывая, чем беря

щипцы.

С проклятием, от которого волосы побелели, Дульций поднял одну из

пресных лепешек, украшавших большие плоские камни, окружавшие огонь.

Основной продукт кампании, они готовились путем непрерывного вращения

в направлении нагрева, что требовало большой бдительности и немалого

терпения. — Лови! — Дульций швырнул хлеб, заставив Метилия пригнуться

или получить удар по голове. Он приземлился на землю позади него.

— Он весь в пыли. И сгорел, — пожаловался Метилий, но все были

слишком заняты смехом, чтобы слышать.

— Как будто вы никогда не делали того же, -- сказал Пизон, когда

веселье улеглось.

С лепешкой на коленях, стряхивая с нее грязь, Метилий сердито

посмотрел на него.

— Пизон. — Дульций подбросил в воздух еще один кусок хлеба.

Пизон схватил его обеими руками. Горячий, местами подгоревший, местами не пропекшийся, он был вкуснее, чем многие нормальные блюда, которые он ел. — У кого-нибудь есть вино?

— У меня есть, — кисло ответил Метилий.

— Так достань его, — потребовал Пизон.

— Да, а то у меня во рту пересохло. — добавил Дульций.

Метилий не очень любезно отдал свой бурдюк. Он ходил за ним, пока

он тот шел вокруг костра. Когда Дульций протянул руку, Метилий выхватил

бурдюк. — Ты ничего не получишь, придурок, пока я не съем еще одну

лепешку. Вон та – самая лучший.

Угрюмый Дульций протянул прекрасный, хорошо пропекшийся хлеб.

Метилий, который догадался поставить свое вино позади себя, взял лепешку