Орлы в буре

Арминий бросил на него презрительный взгляд, и его взор скользнул

по другим потрясенным лицам. — Я говорю правду. — Он цокнул языком и

снова направил свою лошадь к линии деревьев. Волосы на шее зашевелились

– он чувствовал на себе взгляды сотен пар глаз, чувствовал негодование

воинов. Он проехал примерно четверть расстояния, прежде чем раздался

первый крик.

— Ты ничем не лучше нас, Арминий из херусков!

Непоколебимый Арминий сделал вид, что ничего не слышал, но за ним

последовали другие.

— Ты думаешь, что ты король племен, собака? Высокомерный

ублюдок! Туснельда, должно быть, была рада видеть тебя сзади!

Зрение Арминия затуманилось, и он резко развернул своего скакуна. —

— Кто это сказал? КТО ЭТО СКАЗАЛ!? — завопил он, рванувшись вперед, используя массу своего коня, чтобы проложить дорогу.

Гнев воинов уже поутих. Немногие встречались взглядом с Арминием, а те, кто смотрел, казались смущенными, даже пристыженными. Некоторые

бормотали что-то вроде — Туснельда была хорошей женщиной. — Это было

ужасно – потерять ее вот так. Арминий не обратил на них внимания. С

побелевшими от ярости ноздрями, с колотящимся сердцем, он крутил

головой из стороны в сторону, спрашивая — Кто это сказал? Кто оскорбил

меня? Покажись, ублюдок!

При этих словах на пути Арминия появился широкоплечий воин.

Бруктер, судя по выкройке штанов, его голая грудь блестела от пота. В его

левом кулаке болтался потрепанный шестиугольный щит. Красные пятна

189

покрывали наконечник его копья. С суровым выражением лица он посмотрел

на Арминия. — Я сказал это.

— Это был ты?

— Да. — Воин с обнаженной грудью расставил ноги чуть шире. — Я.

— Ты безродный ублюдок. Ты грязное, гребаное животное.

Воин открыл рот, чтобы гневно возразить. Он так и не увидел, как меч

Арминия рассек воздух. Не почувствовал удара, пока лезвие не оторвало ему

макушку, а к тому времени было уже слишком поздно. Брызнули мозговое

вещество и кровь. Он упал, губы все еще пытались говорить. Отрезанная

часть его черепа вместе с волосами приземлилась в десяти шагах от него.

Труп повалился набок, рассеяв ближайших мужчин.

— Кто-нибудь еще хочет оскорбить мою жену? — Арминий натянул

поводья, и лошадь сделала полный круг.

Никто не ответил.

— Хорошо — Наклонившись, он плюнул на труп бруктера. — Если бы

у меня было время, я бы отрезал и его член, но предстоит битва. Если, конечно, у кого-то из вас еще хватит на это смелости. — Он огляделся

вокруг; никто не встречался с ним взглядом.

— Вы будете драться или побежите, как побитые псы? — крикнул он.

— Если собираетесь бежать, лучше сделать это сейчас.

В наступившей тишине к Арминию вернулось подобие спокойствия, и

до него дошел масштаб того, что он сделал. Он зашел слишком далеко.

«Слишком далеко», — подумал он. «Я могу их потерять». Он смягчил свое

суровое выражение лица, попытался выглядеть ободряюще.

Прошло еще десять ударов сердца.

— Я не буду бежать. — Голос Герваса был громким. — Римляне убили

слишком много моих людей. Я никогда больше не смогу высоко держать

голову, если сбегу.

— Мы останусь, — сказали двое его спутников.

— И я, — закричал невидимый мужчина слева от Арминия.

Подобно резкому изменению направления ветра, внимание воинов

переключилось с Арминия на насущные дела. Не было громкого пения, как

ему хотелось бы, но многие люди стучали копьями по своим щитам.

Облегчение Арминия было кратким.

Его воины будут сражаться, но смогут ли они победить?

190

Глава XXIX

Рядом с оборонительным рвом еще строящегося лагеря, сидел с

мрачным лицом Тулл. Солнечные лучи продолжали палить, их жар был

беспощаден. Мухи жужжали вокруг его окровавленного сапога, возвращаясь

независимо от того, сколько раз он от них отмахивался. Прошел, возможно, час с тех пор, как пришел приказ от Германика. Ходили слухи с поля боя, что

воины Арминия были отброшены. Это была приятная новость, но она еще

больше разочаровала Тулла, потому что его там не было.

Раненые окружали его. Стоны и бормотание проклятий смешивались с

голосами санитаров. Десятки специально обученных солдат лечили раненых, уложенных рядами на твердую землю, которых размещали там санитары, которые, закончив работу, мчались обратно на поле боя за оставшимися.

Половина боеспособных легионеров рыла ров, а остальные стояли на страже, образуя заслон между лагерем и полем боя. Другие группы переправляли

бурдюки с водой из реки Висургис.

Тулл не хотел, чтобы его видели на сидящим заднице, но нашелся

хирург, который осматривал его ногу, а больничная палатка еще не была

установлена. Значит приходилось обходится как есть. Грек, как и его

сородичи, смуглый хирург был худым, почти лысым и выглядел

изможденным. Кончик его языка высунулся из-под губ, когда он

расшнуровывал сапог Тулла. — Скажите мне, если боль будет слишком

сильной, господин, — сказал он.