Орхидея съела их всех

Теперь, когда Флёр и Скай сидят вместе, они просто сидят – и все. У Скай синяя подушка, а у Флёр – красная, хотя иногда бывает и наоборот. И одеты обе неважно во что. Причем не в такое “неважно что”, которое нужно продумывать и для которого требуется особый подход и разглядывание себя в зеркале. Это совсем не похоже на занятия балетом в нарочно разорванных колготках, с такой прической, чтобы казалось, что вам некогда было причесаться, с помадой натурального цвета и коричневой тушью для ресниц. Вообще-то Флёр и Скай причесываются перед занятиями. Расчесывают волосы и тщательно заправляют за уши. Косметикой они не пользуются: она создает ощущение липкости и кажется тут неуместной. Впрочем, они могли бы и накраситься, но это не имеет значения. На Флёр сегодня розовые носки, голубые джегинсы и желтая футболка с красным сердечком. А на Скай – короткие шорты из ткани, похожей на джинсовую, резиновые шлепанцы “Найк” и футболка, забытая кем-то в “Доме Намасте”, местами прожженная сигаретным пеплом и с надписью “Рэп для Иисуса”. Флёр только что закончила занятие йогой “Тело и душа” – группа на этот раз состояла на девяносто процентов из артритных старушек из Сэндвича и на десять процентов – из знаменитого теннисиста, и старушки хохотали, потому что ему опять СОВСЕМ не удавалось сесть, скрестив ноги, и гнулся он даже хуже, чем они, и не мог встать на голову: слишком боялся. Но все они сошлись на том, что мышцы у него классные. И плечи – отличные. А вот стопы кошмарные, на левой ноге ногтей совсем не осталось, и всюду пластыри…

Когда умеешь летать, ощущения от обычного сидения на месте становятся просто изумительными. Когда умеешь летать, просто посидеть рядом с кем-нибудь – это уже вроде привилегии, хотя описать подобное чувство с каждым разом становится все труднее. Они не всегда используют для этих встреч комнату для медитаций, но иногда сидят именно здесь. Иногда они встречаются в воде, в теплом гидромассажном бассейне: просто стоят и смотрят друг другу в глаза. Все это не имеет никакого значения. Ничего не имеет значения. Значения не существует…

Скай вспоминает, как они жили с Грегом, тогда они любили спать, прижавшись друг к другу, и она старалась не дышать с ним в унисон – не хотела, чтобы он подумал, будто она за ним повторяет, пытается стать с ним одним целым. Она не хотела, чтобы они превратились в очередную сладкую парочку, которая все делает вместе, получает подарки из серии “для него и для нее” и вечером по вторникам сидит дома и ест бутерброды с фасолью. Дышать так же, как он, Скай не хотела еще и потому, что боялась, как бы Грег не сменил ритм дыхания. Если бы она позволила своему дыханию совпасть с его, это было бы признанием его силы и превосходства. Если бы ее дыхание синхронизировалось с его дыханием, а потом он сменил бы ритм, это означало бы, что он ее отвергает. И вот ночь за ночью Скай лежала и ждала, когда же его дыхание совпадет наконец с ее, но этого так и не произошло.

А теперь – вот это.

Флёр и Скай дышат синхронно. Они держатся за руки, создают общий дыхательный цикл.

Они могли бы сейчас умереть, и все осталось бы таким же совершенным.

Они делают вдох – и выдох.

Он, как обычно, куком и окальн. Влещится по комнатам в черном и сером своем вретище, будто старуха-сорока, а вокруг все би-бип да би-бип, поют, умирая, разные вещи. Порою би-бип да би-бип проникает в самое нутро Робина, и тогда все в нем взбормочивает и едва не разрывается. Когда это происходит, зарянка Робин подскакивает на месте, и человек в черно-серой одежде нет-нет да и заговорит с ним. Он говорит тогда что-нибудь вроде: “Ну как дела, малыш-красногрудыш? А ты у нас не промах, да?” – и смеется, глядя, как Робин влетает в окно и исчезает в темноте комнат. Повсюду в этих комнатах хранятся тонкие куски убитых деревьев, сшитые друг с другом длинной хлопковой нитью, и на всех этих кусках деревьев – символы, написанные темной жидкостью, сделанной из мертвечины. Многочасто символы на кусках убитых деревьев остаются, чем были, но в одной такой связке деревянных кусков они то и дело меняются, у человека как-то была такая мертвая деревянная связка, но потом он потерял ее и весь помрачился. Би-бип да би-бип идут от кружков, сделанных из древесного сока, человек вращает их в ящике, стоящем на столе. Пока он делает это, Робин влетает в заднюю комнату и забирает половинку стручка, оставленную для него человеком. “Ну и нахальный же ты парень”, – скажет человек, улыбаясь. И Робин полетит обратно в листьямохиволосы гнезда своей последней подруги, откроет стручок и…