Орфей спускается в ад

Принцесса. Ты о чем, Салли? Ты и вправду так думаешь? Кто? На какую роль? О господи!.. Кислород, кислород, быстро!

Чанс (хватает ее за волосы и шипит). Обо мне, обо мне! Ах ты, сука!

Принцесса. Салли? Слишком чувства нахлынули, прямо через край. Можно я тебе попозже позвоню? Салли, я перезвоню… (В восторженном полузабытьи вешает трубку.) Моя картина бьет рекорды по кассовым сборам в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе.

Чанс. Перезвони ей, пусть трубку возьмет.

Принцесса. Бьет рекорды. Величайшее возвращение в истории кинематографа – вот как она это называет…

Чанс. Ты обо мне ни слова не сказала.

Принцесса (себе). Сейчас появляться нельзя, рано еще. Надо на недельку лечь в клинику, потом на неделю или дней на десять съездить на ранчо в Вегасе. Неплохо бы вызвать туда Акерманна, чтобы тот сделал несколько кинопроб, прежде чем я отправлюсь на Западное побережье…

Чанс (у телефона). Иди сюда, перезвони ей.

Принцесса. Машину оставлю в Новом Орлеане и полечу самолетом в… в… в… Таксон. Надо привлечь Штрауса, пусть займется моей рекламой. И нужно хорошенько замести следы последних нескольких недель… в аду!

Чанс. Иди сюда. Вот, перезвони ей.

Принцесса. Чего-чего?

Чанс. Поговори с ней обо мне и о Хевенли.

Принцесса. Поговорить о мальчишке с пляжа, которого я подобрала ради удовольствия, чтобы отвлечься от депрессии? Теперь, когда кончился кошмар? Связать свое имя Александры дель Лаго, обладательницы… Ты же меня используешь. Просто используешь. Когда ты был мне нужен, то закричал: «Кресло-каталку!» Так вот, кресло-каталка мне не понадобилось, я сама выкарабкалась, как и всегда. Я вернулась в страну великанов-людоедов, где теперь живу одна. Чанс, ты проехал то, мимо чего нельзя было проезжать. Проехал мимо своей лучшей поры, мимо молодости. Это все, что у тебя было, а теперь этого нет.

Чанс. Да кто бы говорил, черт подери! Смотри. (Силой поворачивает ее к зеркалу.) Погляди в зеркало. Что ты там видишь?

Принцесса. Я вижу Александру дель Лаго, актрису и звезду. Теперь твоя очередь, что ты видишь?

Чанс. Я вижу Чанса Уэйна…

Принцесса. Франца Альбертцарта, лица которого безжалостно коснется завтрашнее утреннее солнце. Конечно, в самом начале ты был увенчан лаврами, на твоих золотистых волосах покоился лавровый венок, но золото тускнеет, а лавры вянут. Посмотри на себя, на жалкое чудовище… (Она гладит его по макушке.) Конечно, мне известно, что я тоже чудовище. Но с одним отличием. Знаешь, в чем оно? Нет, не знаешь. Так я тебе скажу. Из страсти и мучений своего существования я создала нечто, что могу открыть миру – скульптуру почти героическую, с которой я могу сбросить покров, и это правда. А ты? Ты вернулся в город, где родился, к девушке, которая не желает тебя видеть, потому что ты наполнил ее тело такой гнилью, что ее пришлось резать, вычищать и вешать на крюк, словно приготовленного для воскресного обеда цыпленка… (Он замахивается, чтобы ударить ее, но его поднятый кулак устремляется вниз и ударяет его в живот. Чанс сгибается пополам и жалобно вскрикивает. В пальмовой рощице шумит ветер, еле слышно вступает печальная музыка.) Да, и ее брат, один из тех, кто ко мне приходил, угрожал тебе тем же самым. Кастрировать тебя, если ты здесь останешься.

Чанс. Дважды этого сделать нельзя. Ты проделала это со мной утром, вот на этой кровати, где я имел честь, имел огромную честь…

Ветер шумит сильнее. Они отходят друг от друга: он – к кровати, она – к маленькому туалетному столику.

Принцесса. Годы проделывают с женщиной то же самое… (Ссыпает со столика в сумочку жемчуга и пузырьки с таблетками.) Ну…