Ханна. Кому не хотелось бы пострадать и искупить свои грехи вместе с грехами всего мира, если это можно проделать в гамаке с веревками вместо гвоздей и на холме куда более привлекательном, чем Голгофа. Лобное место, мистер Шеннон? Есть что-то почти сладострастное в том, как вы извиваетесь и стонете в этом гамаке – никаких тебе гвоздей, никакой крови, никакой смерти. Разве это не сравнительно комфортное, почти сладостное распятие, когда искупаешь грехи всего мира, мистер Шеннон?
Шеннон. Почему вы внезапно ополчились на меня в тот момент, когда были мне больше всего нужны?
Ханна. Я вовсе не ополчилась на вас, мистер Шеннон, просто пыталась показать вам ваш портрет – словесный, а не пастелью или углем.
Шеннон. Конечно, вы внезапно чрезвычайно уверились во взглядах старых дев Новой Англии. А я-то и не знал, что вы ими обладаете. Я считал вас эмансипированной пуританкой, мисс Джелкс.
Ханна. Кто же совершенен?
Шеннон. Я считал вас бесполым существом, а вы внезапно превратились в женщину. Знаете, как я об этом догадался? Потому что вам, а не мне, не мне… доставляет удовольствие видеть меня связанным. Все женщины, признаются они в этом или нет, хотят видеть мужчину связанным. Их жизнь удается, они, наконец, довольны, когда видят мужчину, или стольких мужчин, сколько им подвластно – связанными. (
Ханна (
Шеннон. Чем-чем упиваюсь?
Ханна. Ну взять хотя бы вашу группу из женского колледжа в Техасе. Эти дамочки мне не нравятся, как и вам, но, в конечном итоге, они целый год копили на поездку в Мексику, чтобы останавливаться в душных гостиницах и есть привычную пищу. Они хотят быть дома вдали от дома, однако вы… ублажали самого себя, мистер Шеннон. Вы так организовали поездку, словно она предназначена для вас и для вашего удовольствия.
Шеннон. Черт, что это за удовольствие – проходить все круги ада?
Ханна. Да, но время от времени пользоваться утешениями музыкального вундеркинда, которая находилась под присмотром учительницы пения.
Шеннон. Забавно, ха-ха, забавно! У старых дев с острова Нантакет своеобразное чувство юмора, нет?
Ханна. Да, именно так. Приходится им обладать.
Шеннон (
Ханна. Именно этим я и занимаюсь.
Шеннон. А вам кажется, что сейчас самое время для чаепития?
Ханна. Это не просто чай, он с маковым семенем.
Шеннон. Пристрастились к опиуму?
Ханна. Это мягкий успокаивающий напиток, помогающий заснуть, когда не спится, и я завариваю его для дедушки, для себя и для вас, мистер Шеннон. Потому что всем нам сегодня будет нелегко заснуть. Разве вы не слышите, как дедушка у себя в номере все бормочет и бормочет строчки нового стихотворения? Он похож на слепого, поднимающегося по лестнице, которая никуда не ведет, а уходит в пространство, и не хочется говорить, где она может закончиться… (
Шеннон. А вы добавьте в этот чай с маковым семенем яду из болиголова, чтобы он завтра не проснулся и не переезжал в пансион «Каза де Хеспедес». Совершите этот акт милосердия. Добавьте яд, а я освящу этот напиток, превратив его в кровь Господню. Черт, если вы вызволите меня из гамака, я сам ему подам напиток, стану вашим соучастником в этом милосердном действе. Скажу: «Возьмите и выпейте кровь нашего…»
Ханна. Хватит! Хватит этих детских жестокостей! Невыносимо видеть, как человек, которого я уважаю, ведет себя как жестокий мальчишка, мистер Шеннон.
Шеннон. Что это вы во мне нашли достойного уважения, мисс…Тощая Будда в юбке?