Орел на снегу

В общем-то, это так и есть. Я люблю слушать истории, но только такие, где всё залихватски, чтоб аж дух захватывало. Про кораблекрушения, пиратов, сокровища, или, например, волшебников со всякой нечистью, или тигров, волков, необитаемые острова и джунгли, или футбол. Дедушка знает, чтó мне нравится; он рассказывает так разудало, что я верю каждому слову и мне всегда жалко, когда история заканчивается. Иногда он каким-то хитрым способом приплетает коня по имени Большой Чёрный Джек или футбольный матч, где выигрывает «Ковентри-сити». Такие штуки я прямо обожаю. С ними-то историю совсем от правды не отличить.

– Ну, – сказал дяденька, – мне, понятно, до твоего дедушки далеко, но ведь дедушки с нами нет. А потому, наверное, стоит мне всё же попробовать. Как думаешь? Боюсь только, в моей истории нет ни пиратов, ни необитаемых островов, ни волшебников – ничего такого. Выдумывать я не мастер. Зато, если захочешь, я могу рассказать тебе историю, которая случилась на самом деле. И ты будешь первым, кто её услышит. Согласен? Как насчёт невыдуманной истории, сынок?

– Конечно, он согласен, – как-то натянуто произнесла мама. – Барни наш, он всякие истории любит. Он и сам, бывает, что-нибудь да сочинит. – Тут мама многозначительно ткнула меня локтем. – И выходит очень даже складно. Но у него-то это всё, конечно, выдумки. Фантазирует он, а то иной раз и приврёт, да, Барни? Хотя все мы так делаем. И не надо бы, а делаем. Но мы бы с удовольствием послушали вашу историю, да, Барни? Как вы и сказали, поможет время скоротать. Ох, уже жарковато стало, да и душно, правда?

– Ну ладно, – помолчав немного, кивнул дяденька. – Вот вам моя история. Точнее, это не совсем моя история. Это история о моём приятеле, даже, пожалуй что, о лучшем друге. Я его знал лучше всех на свете.

– А как его звали? – осведомился я.

Дяденька опять помолчал, а после ответил:

– Уильям Байрон. Но это не настоящее его имя. Настоящего своего имени он не знал, и ему выпало быть Уильямом Байроном. Для друзей – просто Билли, а для всех прочих – Билли Байрон.

Конец первой части

Осталось четыре спички…

Часть вторая Билли Байрон

1

– Билли Байрона я, пожалуй что, знал всю жизнь, сколько себя помнил, – начал дяденька. – Мы с Билли росли вместе: в одном городе, на одной улице, в одном приюте. И учились вместе, в начальной школе Апостола Фаддея. В самом конце Малберри-роуд.

– Вот и Барни туда же ходит! – воскликнула мама. – Да, Барни? Ну, то есть ходил.

– Ну и ну! – удивился дяденька. – До чего мир тесен. Прямо удивительно. Школа Святого Иуды. Малберри-роуд. Рыбак рыбака видит издалека. Приют наш тоже там был, на Малберри-роуд. Нас так все и звали: парни с Малберри-роуд.

– А я его помню, ваш приют, – оживилась мама. – Его уж сколько лет как снесли. Домов там понастроили и магазин, где миссис Макинтайр торгует. А теперь и этого ничего не осталось.

Вдруг в коридоре заплясал свет от фонаря. Дверь купе отъехала в сторону.

– Это проводник, мадам. Просто проверить, всё ли хорошо, – произнёс чей-то голос. Свет ворвался в наше купе. Пока проводник говорил с нами, фонарь освещал его лицо и фуражку. – Мы тут застряли малость, ну да ничего, скоро выберемся.

– Кто-нибудь ранен? – спросила мама. – В других вагонах?

– Кажется, никто, – откликнулся проводник. – Я, по крайней мере, не слышал.

– А мы долго простоим? – поинтересовалась мама. – У нас ведь пересадка в Лондоне, нам опаздывать никак нельзя. Мы едем в Корнуолл.

– Хорошее дело, – одобрил проводник. – Может, час постоим, вряд ли дольше. Прошу прощения за переполох, мадам. Но мистеру Гитлеру неймётся в игрушки поиграть, вы ж понимаете. Я к вам ещё зайду. А пока сидите себе тихонько.

И он ушёл. Дверь за ним закрылась, и снова сделалось темно.

– Так на чём я закончил? – спросил дяденька. – Вернее, я только начать успел.

– Вы сказали о приюте на Малберри-роуд, – напомнила мама.

– Вот-вот, именно так. Когда мамы не стало, мой отец отдал меня в приют. А сам как сквозь землю провалился. Я с тех пор его ни разу не видел. И скатертью дорога, я считаю. А приют, скажу я вам, не самое плохое местечко. Всё-таки нам давали имена, и крышу над головой, и кормёжку. Правда, этим дело и ограничивалось. Ночью стояла холодина, а кормёжка была отвратная. Зато в школе всё шло путём. Нас, приютских, там, понятное дело, дразнили, обзывали по-всякому. Голытьба с Малберри-роуд, вот как нас звали. Но с нас-то всё как с гуся вода. Зови хоть горшком, только в печку не ставь. Мы с Билли всё делали вместе: и прогуливали вдвоём, и в угол нас ставили рядом, и линейкой по рукам нам попадало обоим. Билли, скажу я вам, тот ещё был бездельник; весёлый такой, настоящий шалопай.