Орден Скорпионов

Вдруг створки на входе в шатер распахиваются, и внутрь вваливаются еще несколько лекарей с кожаными чемоданчиками в руках. Беспокойство ослабляет свою когтистую хватку на моем горле, Скорпиус немедленно начинает раздавать приказы и инструкции. Лекари собираются вокруг стола и присоединяются к песнопениям первого лекаря – эти священные тексты фокусируют их магию, направляя на то, чтобы срастить ткани и обернуть вспять все повреждения.

Один из лекарей принимается за руку Осет, Череп отпускает ее и приникает к голове Осет, проводит пальцами по ее волосам и нашептывает что-то – слишком тихо, чтобы я мог расслышать. Я никогда не видел, чтобы он был так нежен с кем-нибудь. Если и были какие-то сомнения в том, как глубоко Осет забралась нам под кожу, то при виде Черепа, воркующего с Лунным Лучиком, они испарились.

– Ладно, ты права. – Я наконец вспомнил: Осет говорила нам, что не помнит, откуда она и как сюда попала. Но я думал, что она просто пытается уклониться от ответа, но возможно, я ошибался.

– Расскажи мне о вас, – слабо просит она. – Где вы выросли? Каково было там жить? – Осет тянется за прикосновением Черепа, ее глаза снова закрываются, будто у нее нет сил держать их открытыми. Ее рука в моей хватке начинает слабеть, и меня охватывает ужас: ощущение, будто миллион ворон забились в моей груди в поисках выхода.

– Останься со мной, Осет! – рявкаю я и буквально прижимаюсь к ее лицу, будто одной своей волей могу удержать ее в этой реальности.

Ее веки поднимаются, и снова потрясающие серебряные глаза встречаются с моими. Я на распутье и не знаю, что делать, а затем перевожу взгляд на лекарей, корпеющих над нашим Лунным Лучиком.

Что ж. Я глубоко вздыхаю, смиряясь с собственным выбором, наклоняюсь ближе к Осет и читаю заклинание, которое сохранит то, что я скажу, между нами.

– Я вырос во дворце, – спокойно говорю я, не позволяя дрожи, сжимающей мое горло, просочиться в мои слова.

Я знаю, что глаза мои блестят, словно приглашая Осет отправиться туда, куда я захочу, мой голос звучит ровно, призывно, пока я рассказываю свою историю.

– Прежде чем ты бросишься тренироваться приседать в реверансе, – игриво предупреждаю я, – я не был принцем. Хотя за эти годы я не раз слышал от других, что я симпатичный и сошел бы за принца, – я шучу, и Череп хмыкает. И даже его притворное осуждение мне не мешает: я улыбаюсь, замечая, как приподнялся уголок губ Осет в предвкушении интересной истории. – Моя мать была кухаркой, и, если хочешь знать, быть ее сыном было даже лучше, чем быть наследником престола, – спешно продолжаю я. Мысли о маме вырываются оттуда, где я их обычно прячу, и я пытаюсь не обращать внимания на боль, что рвет мою душу. – Я бегал по замку, изучал укромные ходы и открывал секреты, хранящиеся в стенах из драконьего камня. А потом я и остальные дети рабов дворца сидели на скучных уроках и слушали надменных учителей, изучая те же бесполезные предметы, что принцы и принцессы. Потому что король думал, что так он проявит великодушие и будет выглядеть лучше, чем есть на самом деле.

Я хмыкаю и театрально вздыхаю, так что уголки губ Осет вновь приподнимаются в улыбке. Но очень скоро она исчезает, превращаясь в болезненный вздох, и Череп проводит пальцами по ее искаженному мукой лицу, словно пытаясь разгладить его черты.

– Уже почти все, – заверяет он ее, а затем наклоняется и целует в лоб, словно впечатывая это обещание в ее кожу.

– Моя мама готовила лучше всех на свете, – снова начинаю я, с нежностью вспоминая времена, когда мы с мамой делали косички из слоеного теста или запекали в печи большого, жирного фазана. – Она всегда позволяла нам тайком собирать объедки с королевского стола. А в выходные мы собирали целые корзины продуктов, которые скоро должны были испортиться, и несли их в город, а там раздавали всем желающим. Домой мы не торопились и на обратном пути играли в салочки. На солнце драконий камень светился голубоватым светом, ветер пел нам песни, носясь в полях за городом, полных пшеницы.

– Звучит красиво, – бормочет Осет, но так тихо, что я едва могу расслышать.

– Так и было, пока все не исчезло, – соглашаюсь я, сжимая ее руку, и нежно веду большим пальцем по щеке. – Когда-нибудь я покажу тебе этот дворец, – обещаю я и замечаю, что забытье подбирается к Осет и утаскивает ее с собой.

Лекарь ставит на стол таз с теплой водой, вытирает кровь с кожи Осет и ищет другие повреждения, которые могут требовать внимания. Мне кажется неправильным позволять им так обращаться с ней, пока она без сознания, и мне приходится подавить в себе желание вырвать тряпку из рук лекаря, чтобы все сделать самому. Череп подбирает чакру и прячет в свой сундук. Я не спрашиваю, зачем ему это лезвие, и что он будет с ним делать: у Черепа всегда и на все есть свои причины.