Орден Скорпионов

Да, я пережил мучения, но не хочу возвращаться к ним. Даже ради Лунного Лучика, которая смотрит на меня с пониманием – и мне бы хотелось, чтобы мы оба ничего не знали о насилии.

– А что стало с твоей матерью? – Мягко спрашивает она, и я расслабляюсь от того, что она предлагает мне отвлечься.

Я поглаживаю большими пальцами виски Осет и смотрю на нее сверху-вниз пару секунд, ожидая, пока отголоски переполняющих меня эмоций не утихнут так, чтобы я вновь оказался в том состоянии, в каком был до того, как мы с Осет начали обсуждать трагедии наших жизней.

– Ее убили во время восстания. Похоже, жители Полуденного Двора не обрадовались тому, что король устроил пышный бал в честь рождения законного ребенка, пока они голодали, страдали и наблюдали, как их собственные дети болеют и умирают из-за этих торжеств. – Я покачал головой в отвращении. – Я был в кузнице моей матери, точил наконечники для стрел и хотел сделать все, чтобы заслужить ее одобрение. Она встречалась с гильдией, чтобы прикинуть, что нужно сделать в следующие пару месяцев. И они стали первыми, кого разорвала толпа.

Осет кивает, но, к счастью, ничего больше не говорит. Мы оба знаем, что это бессмысленно. Все сложилось так, как сложилось, и никакие жалость или сочувствие этого не изменят.

– Я забрал чакру, которую мы нашли в твоем желудке, – внезапно выдаю я.

На ее лице мигом появляется недоумение – так же быстро, как в моей груди рождается удивление. Понятия не имею, зачем я вообще ей в этом признался, но теперь уже ничего не поделаешь, так что я продолжаю:

– Я хотел расплавить его и использовать для твоего оружия. Еще не знаю, что именно я сделаю – посмотрим, во что превратится металл, – но я подумал, что ты должна знать.

– О, – только и говорит Осет, словно не зная, что на это ответить.

Она смотрит на меня, ее дыхание снова стало ровным, а глаза ищут что-то. Я надеюсь, что в моих глазах она нашла повод доверять мне, но я знаю, что заслужить ее доверие будет сложнее, чем мне хотелось бы.

– Что нас не убивает, делает сильнее, – мягко говорю я.

Мы смотрим друг на друга, теперь я глажу ее медленнее. Мне кажется, что какая-то ее часть тянется ко мне, и что-то во мне хватается за нее и клянется никогда не отпускать.

– Мы можем взять эти вещи… – Мой голос становится глубже, нас теперь связывают особое отношение и общая цель. – Затем расплавить их и переделать так, чтобы они работали на нас, а не против. Затем, когда у нас будет оружие, а не раны, мы заставим этих ублюдков заплатить за то, что они с нами сделали.

Я наблюдаю, как мои слова разжигают в Осет что-то первобытное. Неуверенность исчезает из ее глаз, и остается только яростная решимость. Сила, которую она демонстрирует, стойкость, они отзываются в каждой клетке моего тела, связывая нас вместе так, как я и не думал. И все же она лежит здесь, хватаясь за каждое мое слово, будто это спасательный круг, в котором она отчаянно нуждается, несмотря на все ее заявления о том, что ей никто и ничто не нужно.

– Они заплатят, – шепчет она, и хотя слова эти произнесены тихо, сила, заключенная в этом заявлении, неоспорима. – Они заплатят, – клянется Осет, и хотя она смотрит на меня, как будто я тоже в этом списке ублюдков, я не могу ее винить.

Я сгорю дотла, если Осет того хочет, – и восстану из пепла и заберу все, что мое по праву. Я киваю, надеясь, что она видит, что я более чем готов к любому ее выпаду.

Какое-то время мы оба молчим, погруженные в свои мысли. И не успел я оглянуться, как тридцать минут прошли.

– У тебя получилось! – Мой голос наполнен гордостью за Осет и уважением.

Я снова достаю молоток и вижу, как на ее лице появляется улыбка.

– Да, получилось, – соглашается она, и кажется, что в этом признании есть нечто более важное, более глубокое, чем просто способность пережить лежание в гипсе.

Пока я вытаскиваю гвозди из оставшейся части ткани и снимаю верхний слой формы, я молчу. Стараюсь держать свои мысли при себе, потому что единственная фраза, что вертится в моей голове – это «Да, это моя девочка!». И несмотря на то, что произошло сегодня в мастерской, я знаю: пока ничего подобного Осет слышать не хочет.

«Скоро захочет», – говорю я себе, прислоняя верхний слой формы к стене.

Я поднимаю Осет из рамы, и ее руки обвивают мою шею. Я ставлю ее на ноги, и она слишком быстро отпускает меня и делает шаг назад.

«Скоро» – это все, о чем я думаю, пока она уходит в умывальную комнату, чтобы переодеться.

Очень скоро.

28

Осет

Я просыпаюсь, чувствую, что задыхаюсь, и резко сажусь. Сразу же я оглядываюсь в поисках угрозы, о которой предупреждает меня мое подсознание. Адреналин прогоняет сонливость прочь, но все, что я вижу, – это затянутые пеленой ночи стены и мебель в тени.

Я ищу, где притаилось то тревожное нечто, но ничего нет. В ушах гулко стучит пульс, а разум медленно гонит смятение прочь. Я пытаюсь отстраниться от шума в ушах и сориентироваться.