Ветер задувает в оружейную и бьет мне в спину. Пряди волос щекочут Осет лицо, и я тянусь, чтобы смахнуть их с щек. Пряди – мягчайшие нити шелка на моих пальцах, а ее золотистая кожа теплая на ощупь, будто под ней заперт жар Корозеанской пустыни.
Я вижу, как приоткрываются ее губы – кажется, из груди у нее вырвался тихий удивленный вздох, но я его не слышу из-за гула моего собственного пульса в ушах.
Я изучаю глаза Осет, мой взгляд мечется туда-сюда в серебре ее радужки. Я не знаю, что именно ищу, но явно не панику. Под ребрами колет, но я игнорирую боль. Вместо этого я наблюдаю за тем, как ее ровное дыхание слишком быстро превращается в жадные, панические вдохи. Зрачки мгновенно расширяются, затапливая радужку, оставляя лишь тонкий серебряный обруч.
Я отступаю разочарованный – мое прикосновение вызвало этот первобытный страх?
– Я больше к тебе не прикоснусь, – успокаиваю я ее, наблюдая за тем, как она борется с ужасом, что пытается затянуть ее глубже.
Я не знаю, что делать, но я никогда больше не подойду к ней, если это станет залогом того, что ей больше не придется так страдать.
– Не… ты… – выдыхает она, полностью охваченная паникой, и хотя она успокаивает меня, я в ужасе от происходящего. – Я не думала, что все будет хорошо. Я же просто должна была лежать и не шевелиться. И я не думала, что это будет… – Осет замолкает, и я инстинктивно делаю шаг к ней.
Тут же мне хочется влепить себе пощечину за то, что я снова толкусь рядом с Осет, хотя только что поклялся себе, что не стану этого делать. Однако она не отодвигается и никак не показывает, что мое присутствие ее беспокоит, поэтому я не отхожу сразу.
– Что? Что случилось? – спрашиваю я настойчивее, каждый удар моего сердца – это каждый ее вдох. Но оно становится все более поверхностным, и тут до меня доходит.
Я смотрю на рамку и гипс, в который заключена Осет, и в моей груди расправляет крылья паника.
Нужно вытащить ее. Я начинаю вырывать гвозди голыми руками и слышу тихий, испуганный вскрик.
– Я сниму ткань, – заверяю я Осет, торопливо обходя вокруг рамы. – Ты в безопасности. Просто дыши, – подбадриваю я ее, руки подрагивают – я понимаю, что нужно двигаться быстрее.
– Тиллео дал мне кое-что, – лепечет она, а я лихорадочно выдергиваю гвозди из рамы у ее ног.
– Что ты имеешь в виду? – Я смотрю на кровь, проступающую на кончиках пальцев от гвоздей, что я отчаянно пытаюсь выдернуть, а потом перевожу взгляд на Осет и смотрю ей в глаза.
– Когда он продал меня… мое тело… Он дал мне что-то, чтобы я не могла двигаться. И я не могла сопротивляться, – с трудом произносит она, и каждое ее слово падает на меня, как наковальня.
Осознание происходящего вытесняет из моей головы все прочие мысли. Гипс затвердевает, обволакивает Осет, и она не может пошевелиться.
– Черт, я тебя сейчас освобожу, – рявкаю я, вновь принимаясь за гвозди.
– Нет, – возражает Осет, но я игнорирую ее возражение, слыша в ее словах только страх. – Череп, то есть, Курио, остановись, – заикается она в отчаянии. – Если ты уберешь гипс сейчас, ты не получишь слепок моего тела, верно? – спрашивает она между наполненными паникой вздохами.
– Это не имеет значения. Я сделаю все по-другому, – огрызаюсь я, и звон падающего на пол гвоздя – музыка для мои ушей.
– Я выдержу, – хрипит Осет, но я вижу, что она пытается убедить скорее себя, чем меня. – Я выдержу, – кричит она громче – звон очередного упавшего гвоздя наполняет воздух между нами. – Я хочу свои доспехи. Мне нужны доспехи, Курио.
Мольба в ее голосе – моя погибель. Она такая тихая и слабая, а это потрясающее создание передо мной – совсем нет.
Я не могу слышать ее мольбы. Так не должно быть. Такая сила, как Осет, не должна никогда и никого умолять.
Я замираю с молотком в руке – даже не заметил, как его схватил. На рукоятке запеклась кровь, я перевожу бешеный взгляд с нее на Осет. Мне нужно освободить ее и убедиться, что с ней все в порядке, – но также мне хочется больше никогда не слышать ее мольбы ни о чем на свете.
– Что мне делать? – спрашиваю я, совершенно растерянный.
– Отвлеки меня как-нибудь, – шипит Осет, и молоток падает на землю.
Я бросаю его, защитный материал и гвозди – как и попытки вытащить ее – и подхожу ближе, наклоняясь к Осет.
– Я не знала. Не знала, что, если застряну в гипсе, это будет проблемой.
В ее голосе мне слышится намек на извинение, и я хочу убрать его – не только из тона Осет, но и из ее головы. Тут не за что извиняться.
Я всем существом хочу узнать, кто воспользовался ею, когда она была уязвима, но правда в том, что это моя вина.
В кошмаре, который пережила Осет, виноват я, Риалл и Тарек. Когда мы оставили ее в кабинете Дорсина, мы знали, что судьба, скорее всего, не будет к ней благосклонна. Но нам было плевать.