Орда I

Райс наитием поняла каким-то внутренним, что никто к ней не войдёт с распростёртыми объятьями, а этот божий свет лишь простое приглашение самой явиться на суд Троицы за все свои былые прегрешения. Кутырка неспешно из шкур выползла, глаза ладонью прикрыв полностью, да вышла в мир нестерпимо болезненный, по глазам резанувший до боли в маковке. На уши птичий ор обрушился, и рыжая растерялась от неожиданности, что вперёд закрыть оглохшие уши иль глаза от рези слезящиеся?

Постояла в проходе, вроде как привыкла к шуму забытому. Шагнула пленница на поляну из поруби, по-прежнему щурилась да прикрывалась ручонками, пока не смогла различить сквозь пелену слёзную трёх вековух [9] на поляне замерших, стоящих пред ней словно идолы струганные. Одеты во всё белое сверху донизу. С седыми будто снег волосами распущенными, да длинными белыми посохами, что держали в руках скрюченных. Стояли они молча, без движения да внимательно голую Райс разглядывали, будто ожидая чего-то путного от кутырки ни бельмеса не понимающей.

Глаза рыжей постепенно обвыклись, хоть и приходилось всё ещё сильно щуриться, но дева уж могла их разглядеть в деталях да с подробностью. Вековухи стояли хмурые, коли не сказать злые ни пойми с чего, но её это тогда почему-то не встревожило.

– Сколько времени я взаперти была? – спросила Райс измождённым голосом, решив начать разговор первою.

Ей ответили, но не сразу, а через паузу, притом довольно длинную.

– Сколь надобно, столь и сидела. Как положено. Две седмицы, [10] почитай, ровненько.

– Две седмицы всего? – тут же вскинулась в изумлении неописуемом да в эмоциональном порыве бывшая узница, уверенная, что сидела там не меньше двух лун, [11] как минимум.

Но вместо ответа на её реакцию экспансивную, одна из вековух сама спросила неожиданно. Притом жёстко да зло так потребовала, будто девка в чём-то по жизни виноватая:

– Ты чё решила, непутёвая?

Дочерь царская даже дёрнулась, будто от пощёчины хлёсткой да унизительной, непонятным образом успокоилась да ответ держала не раздумывая. Сказала первое что на ум пришло, даже сама подивилась сказанному:

– Учиться мне надобно многому. Я ещё ни к чему не готовая.

Эх, бедовая. Знала б тогда девонька, что ответь она по-другому как, может быть и кончились для неё мучения.

Рыжуха голая да сиденьем заморённая, уронила голову взлохмаченную, потупив взгляд и увидела, как к ней босыми ногами подошла одна из ведьм, [12] ведуний [13] иль колдуний, [14] для неё тогда они все были «в одном мешке перемешаны». Погладила вековуха мученицу по лохмам растрёпанным, воткнула что-то в волосы и было это последнее, что дева запомнила…

3. Говно по реке плывёт, о пути не задумываясь. Опьянев от жизни, в яму падают расслабившись. Только лезть наверх – упираться приходится. Ну, а коль горы не видать поблизости, то и тужится за просто так нет нужды…

Райс буквально вырвалась из цепких щупалец сна жуткого в коем сволочи какие-то непонятные, но все как один пола мужицкого топили её в отхожей лохани нечистотами переполненной. Распахнула глаза в ужасе, задерживая, как и во сне дыхание да принялась в панике по сторонам метаться взглядом перепуганным.

Какое-то время глаза непонятно куда смотрящие, отключившись от ничего не понимающего сознания лихорадочно метались из стороны в сторону, будто что-то выискивая, выхватывая лишь фрагменты отдельные нереального окружения. Вот только как в мозаике испорченной, никак те куски не складывались в картину полною, реальную да целостную.

Потолок бревенчатый толстым слоем мухами засиженный через щели коего слабый свет просачивался, делая всё вокруг сумрачным. Земляные стены да нечистот море целое с кишащей белой коркой на поверхности. В этой жиже она и болталась по груди самые. Глаза что распахнула, защипало от зловонья дикого, и они бедные тут же защитной слезой ответили.

Одуревши от увиденной картины мерзопакостной, учащённо задышала дева только ртом, чтоб не нюхать запаха, но тут же сглотнув массу рвотную наружу рвущуюся опять задержав дыхание крепко глаза зажмурила, отчего по щекам покатились слезинки крупные. Кутырка приказала себе успокоиться мысленно, и глаз не распахивая, да и не дыша совсем, прислушалась к ощущениям.

Первое что осознала – жужжание полчища мух тугое да противное, что не только вокруг летали, но уже по всей царской дочери ползали, пытаясь не то сожрать её беззубые, не то защекотать да зализать до смерти. Второе, то что жижа, где она стоя плавала, была мерзко тёплая. Подрыгала ногами в разные стороны, дна не нащупала, лишь наткнулась сзади на стену склизкую отвесную.

Тело будто висело в этой жидкой гадости, не имея под собой опоры для стояния. Под грудями пояс широкий почуяла, что был похоже где-то наверху привязанный и не давал опуститься в клоаку копошащуюся, ниже того уровня, на котором трепыхалась она словно приманка на удочке.