Орда I

Руки тоже были где-то вверху привязаны, но некрепко как ей показалось по ощущениям. Дева вновь задышала только ртом, хотя зловонье мерзкое и без этого пронимало до самых внутренностей. Задрала к верху голову. Осторожно глаза раскрыла узкими щёлками. Руки оказались вовсе не привязаны, а просто вдетые в петли кожаные и висели на одних запястьях расслабленных.

Мученица медленно вынула из петли одну руку затем другую и закрыв лицо ладонями задышала мелко да надрывисто будто ладони могли служить фильтром для ямы выгребной, а то, что рыжая сидела в ней она уже догадывалась.

Райс никуда не смотрела, ни о чём не думала, так как всё её естество грешное отчаянно боролось с желудком собственным, просившимся во что бы то ни стало наружу вывернуться. Он в итоге победил хозяйку упёртую, выплеснув из себя все что смог на тот момент и даже после этого ещё пытался что-то выдавить, что уже ну никак не выдавливалось.

Опосля того как рыжую вырвало, голова поплыла кругом опьяняющим, но задышала кутырка ровнее значительно. Наплевав на зловоние едкое и злобно закипая лютой ненавистью ко всему на свете несправедливому, готовая порвать каждого опарыша, что под самым носом копошился в месиве, нормально осмотрелась вокруг себя.

Обведя взглядом медленным отхожую яму вонючую, Райс упёрлась взглядом ошарашенным, на ещё одну горемыку рядом висевшую. Такую же кутырку по возрасту как она. Та в двух шагах левее от неё болталась и сплошным ковром из мух была облеплена. Волосы светло-русые почти белые изрядно нечистотами выпачканные. Большие глаза серые, в сумраке ямы блестевшие, словно мокрый камень полированный. Соседка, уложив на макушке руки в замок с улыбкой небрежного добродушия молча новенькую разглядывала.

– Ты кто? – ошарашено прошипела Райс почему-то шёпотом.

– Я – Апити, а ты? – представилась белобрысая, но в отличие от Райс вполне спокойным и даже довольным голосом.

– Райс, – рыкнула рыжая слабо да сдавленно и тут же продолжила, – а мы где?

– В говне, – хмыкнула Апити, расцветая в улыбке лучезарной да смахивая с лица насекомых надоедливых, – аль, не видишь чё ли, где плаваешь?

– Как я тут оказалась? – в изумлении вопрошала Райс толи соседку непонятную, толи саму себя бестолковую, – ничего не помню, хоть убей.

– Так не мудрено, подруга, – как-то запросто да по-свойски совсем ответила «мученица» светловолосая, – тебя под гребешком привели зачарованным. Втыкают такую костяшку в волосы, и ты как телок на привязи что велят то и делаешь, и при этом ничего не помнишь. Штука хорошая. Я как круги пройду так непременно заведу себе подобное.

– Да, да, – тут же спохватилась Райс растеряно, – что-то припоминаю про волосы. Вековуха белая сначала погладила, а потом вроде как гребень вставила.

Царская дочь, находясь в полной прострации осторожно прощупала голову, ища гребень видимо, но на копне волос по спине распущенной да на половину в жижу утопленной инородных предметов ни обнаружила. Кроме мух вообще ничего лишнего. Десницы тут же облепили насекомые, топча их своими лапами и она брезгливо руками задёргала, отгоняя мерзость непотребную.

Тут по настилу верхнему застучали чьи-то шаги в обуви, и дыра в потолке что была чуть левее ярицы, да служившая основным источником света солнечного, потемнела, окуная их и без того мрачное пристанище вообще в полумрак сумрачный. Апити предвидя реакцию новенькой тут же жёстко потребовала, переходя на шипение змеиное:

– Только не ори!

Райс не успела понять, что-к-чему, как сверху в дырку полилась струйка тонкая, создавая на поверхности «говноёма» вонючего ажурное облачко пенное, разбрызгиваясь мелкими капельками да поднимая из глубин клоачных свежую волну зловония мерзкого.

– Фу, – презрительно шипя, выдавила из себя рыжая, сморщившись да зажимая нос пальцами.

Кто-то, сверху сделав своё дело нехитрое так же неспешно ушёл, как пришёл, открывая дырку для света сумрачного да позволяя разглядывать окружение.

– Ты давно тут сидишь? – через время какое-то продолжила пытать Райс свою соседку светловолосую, решив через свою соратницу по ямному сидению хоть что-нибудь разузнать о деяниях вокруг творящихся.

– Третий день почитай в этой жиже плаваю.

– А ты кто вообще и за что тебя сюда бросили?

– Я? Никто. Впрочем, как и ты, – спокойно отвечала Апити даже с некой гордостью, – но, как и ты я «особая». [15] Других сюда не садят, да и близко не пускают. Только вон сверху до дырки и не более. А сидение здесь называется особым титулом: «познанием себя через нечистоту житейскую». Странно, что ты об этом ничего не ведаешь.

– Я вообще ни хрена не знаю, что происходит вокруг меня, – огрызнулась зло рыжая, отрывая пальцы от носа зажатого, – сначала законопатили в баню лесную на целых две седмицы, где я света белого не видела. Я там чуть с ума не сбрендила по четырём стенам ползая. Теперь вообще по горло в говне. Да, когда же это кончится!