Орда I

Пробудилась дева, как и прошлый раз. Ничего вокруг меняться и не думало. Всё как было давеча – темнота с безмолвием. Сон слетел порывом, как и не было, и ни помнила она его совсем, да и был ли он? Только нынче стало рыжей страшно по-настоящему. Дева вспомнила неожиданно, будто кто осознано толкнул мысли в голову, что молодятся ярицы по законам Троицы только ночь одну заповедную, а она сидит взаперти почитай уж третий день как минимум. Лихорадкой вопросы запрыгали да все как один без ответа канули. «Что за дела тут творятся-делаются? За какие грехи в темницу заперли? Долго ль будут здесь удерживать? Да что делать надобно, чтобы выпустили?»

Почитай с самого её пробуждения у девы началась истерика. Дочь царицы степной принялась биться в стены бревенчатые. Колотить кулаками лежак от отчаянья да входную шкуру терзать неистово путь к свободе её, закрывающую. Долго криком кричала рыжая настоятельно у кого-то требуя, чтобы выпустили душегубы немедленно иль хоть кто-нибудь да откликнулся. Но напрасны были её метания. Темнота с тишиной оставались беспросветными, равнодушными да безучастными.

Опосля выплеска истеричной ярости навалилась апатия серая. Мысли разом покинули голову. Да и силы совсем тело бросили, сделав дряблым куском плоти жёваной. Райс, забившись в угол на пологе, просто сиднем сидела «в никуда» уставившись. Долго ль коротко ль она в темноту таращилась, находясь в аморфном состоянии, того дела кутырка не ведала, но закрутивший живот, ни с того ни с сего, позвал к лохани струганной, выводя из глухого ступора.

Опосля чего Райс себе позволила, помыв тела завядшего ледяной водой колодезной. Лишь замёрзнув основательно да приведя себя в тонус героический, вновь зарылась в шкуры мягкие обсыхать да греться в гнёздышке. Процедура с бодрым купанием вернула ярицу к живой активности, и она принялась заново обдумывать вокруг себя сложившуюся ситуацию, только, как и в первый раз все её размышленья пошли проторённой тропой, уводя деву в мир бурной фантазии о себе любимой да единственной.

Только вот в какой-то момент времени, фантазия пресеклась неожиданно будто кто оттуда за шкирку вытянул, вытащив из мира грёз безудержных. Рыжая осознала неожиданно, что мечтает как-то «не по-своему». Дочка царская себя видела на месте Матери народов степь заселяющих. И не просто мечтала о власти безграничной да могуществе, о лихих походах в странах сказочных, далёких да манящих экзотикой, а задумалась над решением проблем, что горами множились, как из-под земли вырастая то там, то сям в её царстве немереном. И все проблемы эти как одна каверзные, царицу молодую в тупик ставили, что никак не походило по определению на безоблачные фантазии девичьи и ей это явно не понравилось.

Из мира грёз непонятно кем выгнанная, она взглянула на себя сторонним наблюдателем да ужаснулась той несуразности её сегодняшней и правительницы народов в своих мечтаниях. Это было первое шокирующее открытие сидения здешнего: она оказалась никчёмным ничтожеством, неспособным пока ни на что путное.

Эта мысль настойчиво впёрлась в её сознание, даже не спросив у хозяйки на то разрешения. Перебирая в голове чего не знает из нужного да не умеет из того, что уметь обязана почитай любая правительница, дочь великих царских супружников пришла ко второму выводу нерадостному, что оказался явным да предсказуемым. Райс даже несказанно удивилась открытию, подумав «да где же были мои мозги раньше-то?».

Она тут же вспомнила, что мама строгая никогда не заставляла дитё непутёвое заниматься боевыми науками да геройскими. Райс осваивала их самостоятельно просто потому, что получалось всё, а значит оттого и нравилось. Мама тащила дочь чуть ли не за уши заниматься науками потусторонними, познавать мир колдовской да неведомый. Настоятельно её в это ученье носом тыкала. Только Райс как могла, увёртывалась, потому что там у неё всё из рук валилось, оттого и не нравилось эта «нудятина». Только тут, в чудо-место посаженная, что насквозь колдовством пронизано, Райс на собственной шкуре почувствовала, как же мало она об этом всём ведает. Как слаба да беззащитна в колдовском поруби.

Тут же посетил вопрос парализующий, самой себе мимоходом заданный: «А что, коли я ни выйду на свободу желанную, пока не разрушу чертог заточения своим колдовством, выученным?». И поняв, что коли это так и задумано, то ей тут, бездари, сидеть вечность целую, вновь принялась рыдать горестно…

Очередное пробужденье было тяжкое да ни в какую неподъёмным на ноги. Сначала никак не могла проснуться да от сна отделаться. Каждый раз вроде просыпаясь, только тут же засыпала заново. Наконец, проснулась окончательно, но не желая вылезать из шкур долго ворочалась. И только позыв к лохани строганой заставил деву спустится с полога. Испила воды колодезной. Умылась, плеснув в лицо остатками. Села на полог скрючившись в три погибели да начала мучатся от безделья.