Глава 14
Белая Вошь (окончание)
В моей зоне выполняли два вида работ: делали гвозди и колючую проволоку. Меня пытались вначале пристроить на станок, но я и станок – две вещи несовместные. После этого мне дали работу по интеллекту: переносить мешки с гвоздями. Физический труд и свежий воздух полезны для здоровья, но в меру, а таскать гвозди было выше моих физических возможностей. Я понял, что долго так не протяну. Необходимо было что-то придумывать. Из художественной литературы, от друзей и знакомых я знал, что надо попытаться попасть в придурки. Придурок – это человек в зоне, который не надрывается на тяжелом физическом труде, а выполняет легкие хозяйственные работы: фельдшер, заведующий клубом, библиотекарь, хлеборезка. Думал и придумал. Пошел на прием к начальнику зоны. Дней пять прошло, как я в зону попал.
– Ну что? – спросил начальник.
– Все хорошо, всем доволен. Никаких претензий нет. Но у меня есть некоторые мысли – можно я ими поделюсь с вами?
– Давай.
– Дело в том, что решения последнего пленума ЦК КПСС о чем говорят? Они говорят о повышении культурного уровня на всех объектах, которые находятся на территории советского государства. А здесь же главный объект, здесь люди должны перековаться. А я не вижу наглядной агитации, ничего нет, нет пропаганды.
– Ну и что?
Начальник пожал плечами и посмотрел на меня как на идиота. Я понял, что если сейчас не сумею его убедить, то получу неделю карцера в лучшем случае. Это же невиданное нарушение субординации, чтобы зэк назначал встречу с начальником зоны по собственной инициативе. Он согласился-то единственно из любопытства, чтобы на меня взглянуть, все-таки я там был единственный русский, да еще еврей из Москвы.
– Вы дело мое читали? Я же по художественной части. Я – художник. Всю жизнь этим занимаюсь. Могу сам все сделать.
– Что, не хочешь гвозди таскать? – Хозяин погладил густые, с проседью, усы. Я давно обратил внимание на одну странность: в Грузии все менты носили усы, а воры как раз брились, или же у них была борода, но усы – никогда.
– Если честно, гвозди таскать не хочется. Но к вам пришел не потому, что не хочу гвозди таскать, а потому что решение последнего пленума коммунистической партии…
– Насчет пленума все ясно, – перебил меня начальник. Замолчал, задумался. – Что ж, можно, можно. И что тебе для этого надо?
– Краски нужны. Кисти. Вообще материалы. Все за мой счет. Никаких денег от вас не нужно, – я все заранее обдумал и был к вопросу готов.
– Ну, давай, делай, – он благосклонно кивнул. Если от него ничего не требуется и денег никаких тратить не надо, то почему не попробовать?
– Хорошо, значит, договорились. Дайте машину и человека. Я поеду в Тбилиси, у меня там друзья. Соберу материалы, привезу сюда и начну работать.
– Завтра тебе подходит?
– Завтра – это хорошо.
Наутро я с ментом-азербайджанцем, сержантом срочной службы Ясином, амбалом с сонными глазами, сел в машину и поехал в Тбилиси. От Марнеули, где располагалась зона, это немногим меньше сорока километров.
– Ясин, ты понимаешь, художники – они такой народ, с ними нарываться не надо, они отпиздить могут. Несмотря на пистолет, который у тебя за поясом. Нормально выпьем, закусим, все, что надо, а они пока соберут.
– Но ведь тебе же напиваться нельзя, – рассудительно ответил Ясин. Он хоть ничего мне не говорил, но был доволен удачным случаем – съездить в столицу, в Тбилиси, он, деревенский парень, там нечасто бывал, бесплатно выпить и закусить.
– Я не напьюсь. Ты за собой следи.
Приехали к Ревазу. Он обрадовался, кинулся меня обнимать. Ясину сразу налили чачу и дали такую огромную порцию хинкали, что он тут же осоловел и потом сидел тихий и задумчивый, только внимательно слушал, что умные люди говорят. Реваз обзвонил всю компанию. Каждый с собой нес материалы: краски, растворители, линейки, кисти, Реваз дал стремянку. Мы выпивали и разговаривали.
Я им нарисовал план зоны, рассказал, где и что. Они посмотрели и решили, что лучше всего рисовать на заборе, который отделяет зону от живого мира.
– Если на открытом воздухе, то надо делать фрески, – сказал Реваз.
– Какие фрески, ты с ума сошел? Я же не художник, мне что попроще, с чем я справиться смогу.
– Вот я об этом с тобой и толкую. Это только слово такое красивое, а техника совсем простая. Ты сможешь. Фреска – это маслом по мокрой штукатурке. Надо вначале заштукатурить, по свежей штукатурке – оливой, чтобы весь жир впитался, и по этой мокрой оливе пишешь маслом. Простоит под открытым небом сколько надо. Лет пятнадцать продержится. Этой технике три тысячи лет. Забор там какой?
– Железобетонный, какой еще?
– То есть обычная стена, на нее штукатурка ляжет как родная.
Забор состоял из шести блоков размером три метра на шесть – я заранее все измерил. Художники сказали, что это шесть больших фресок. Но какая тематика? Что можно изобразить на такой огромной поверхности?