Оправдание Острова

Апагонские войска ушли, и уход их был так же тих и бескровен, как некогда и появление. Те, кто были свидетелями прихода их, а затем, через долгое время, и отправки восвояси, с печалью осознали, что стали на 150 лет старше. Но это были очень немногие, поскольку большинство встречавших, как то и предписано естественным порядком вещей, давно лежали в могилах. Да и на корабли грузились вовсе уж не те, кто с них в свое время сходил. Изменились, соответственно, и корабли, ставшие к сему времени пароходами. Менялись даже императоры, каждому из которых, как правителю Острова, посвящена в хронике отдельная глава.

Ксения

Увы, увы. Вслед за восьмой главой идет сейчас четырнадцатая, и ничего ведь здесь уже не исправить. Бедный Мелетий, а также его последователи, писавшие изъятые главы, даже представить себе не могли, что спустя годы кто-то будет сжигать листы хроники.

Та ужасная смерть, которая постигла Атанаса, не является ли наказанием за сожжение истории? За пренебрежение к прожитому времени, которое, да, не вечность, но тоже ведь для чего-то дается? Не говоря уже о том, что в Атанасовом случае это смерть бессмертного. Между тем, с подобным именем у него были шансы жить если не вечно, то по крайней мере долго.

Об экипажах, прическах, платьях и прочих малозначительных явлениях также было говорено в предыдущих главах. Указанные предметы не имеют самостоятельного значения и обретают свой смысл только лишь как приметы времени. Так, верстовой столб, как бы пестро ни был он раскрашен, имеет только одну задачу: отмечать путь.

То, что вошло в нашу жизнь под коротким обозначением мода, призвано показать всем нам, до чего же быстро движется время. Я принадлежу к тем, для кого мода несущественна, то есть в прямом смысле – не существует. Мое одеяние всегда одного цвета, если, конечно, не запачкалось, и одного покроя, если случаем не разошлось по швам.

Что думаю я, недостойный мних Нектарий, глядя на мимотекущее время? Заметнее всего оно, когда видишь окончание тех событий, что имели начало не вчера, не сегодня, а, скажем, полторы сотни лет тому назад. Еще вчера казалось, что история застыла навсегда, что отныне будет она состоять из малых событий, поскольку все значительные вещи раз и навсегда устоялись. Но не проходит и двух веков, как империя, поглотившая весь мир, разваливается, и из нее, как из чрева сказочного животного, выходят невредимо небольшие державы. Не было жестоких войн, не было коварных заговоров, а империя пала.

Ее разрушило время. Подобно тому, как выветриваются горные породы, а острые скалы стачиваются волнами, империи разрушаются текущим временем. Движение времени волнообразно. Сколько же раз нужно ему накатить, чтобы обломок скалы стал камнем-кругляшом?

Вопрос избыточен, ибо сколько раз надо, столько и накатит: оно, время, терпеливо. Ему, времени, спешить некуда. Это нам свойственно спешить, хотя, если взять жизнь в историческом ее измерении, то и мы не спешили.

Стремились ли мы поскорее избавиться от апагонского владычества? Нет, потому что не чувствовали своей несвободы: ее принимал на себя князь Парфений, один за всю нашу землю. И получалось, что за его спиной каждый из нас был уже свободен. Пришло теперь время свободы для Острова в целом, так отчего же мы не знаем, что нам с нашей свободой делать? Охватывает меня немилосердная старость, и ответ на это давать уже не мне.

В лето второе совместного княжения благочестивых Парфения и Ксении многомудрый старец Нектарий, одряхлев, поставил меня, недостойного Илария, наблюдать времена и лета.

Сказал:

История становится всё своенравнее, и я уже не могу с ней справляться. Ты же, брате, философ: может, ты в ней что-нибудь и поймешь.

Какой я философ и что в ней пойму? Об этом и о многом другом говорил я старцу, но к моим доводам он остался глух. Он давно уже мало что слышал.

В то же лето случилось нечто, прежде на Острове не виденное, а именно: силы адовы покусились на княжескую чету. Произошло это на Побережье, куда супруги уезжали летней порой. Разведав всё об их привычках, злодей именем Леонид подстерег их в минуту вечерней прогулки у Моря. Точнее говоря, ему и разведывать ничего не требовалось, ибо все знали, что Их Светлейшие Высочества по вечерам ходят дышать морским воздухом. Известно было и то, что, покидая дом, они не берут с собою стражу.

Леонид, ожидавший своих жертв за стволом старого дуба, вышел им навстречу с самодельной бомбой в руках. Поскольку, в отличие от благоверных супругов, сам он пребывал в смятении, бомба из его рук выпала и взорвалась.