Оправдание Острова

Картину апагонского присутствия я бы не стала рисовать одной лишь черной краской. Мы были окраиной империи – это правда. Но смысловое ударение можно поставить и иначе: окраиной империи. Всё новое, что было в мире, мы получали тогда вместе с империей. Нужно сказать, что захватчики проявляли известную широту.

Всё это мы понимали. И не любили их всей душой.

Когда войска Никифора заняли Остров, Парфений сказал мне, что отойдет от власти. Считал, что он не вправе более участвовать в управлении Островом. Раздумывал даже о том, чтобы вообще Остров покинуть. И сказал об этом императору.

Зная безукоризненную честность Парфения, Никифор просил его остаться. Не вызывает сомнений, что император, не будучи безукоризненно честным, в других людях это качество ценил. Опыт подсказывал ему, что такие люди предсказуемы и от них не следует ждать подвоха. Да и островитянам, полагал Никифор, в текущих делах лучше иметь дело с тем, к кому они привыкли.

Прислушиваться к мнению императора Парфений не собирался. Тем, кто заставил его изменить первоначальные планы, стал епископ. Евсевий напомнил князю, что пророчество Агафона связывало благополучие Острова с нашим браком, и ничто здесь в связи с приходом императора не изменилось. Так Парфений стал императорским наместником.

В те годы нас постоянно кто-то подслушивал. В отсутствие сегодняшней изумительной электроники неплохие результаты давала и обычная чашка, приставленная к стене. Впрочем, улов слушающих был невелик, поскольку беседы мы вели по преимуществу во время прогулок. К прогулкам пристрастились именно тогда, потому что свободно говорить можно было, лишь выйдя из Дворца. Наш Дворец кишел шпионами, и уши их от неумеренного подслушивания были распухшими и красными. Так, во всяком случае, мне кажется сейчас.

Островитяне тогда и не догадывались о тайной полиции, регулярных донесениях на Большую землю – обо всём том, чем империя, желая просуществовать как можно дольше, не поленилась озаботиться. Помогало ей это сто пятьдесят лет: по историческим меркам не такой уж большой срок.

В последние годы иноземного владычества было уже ясно, что империя трещит по швам. Подобно другим вошедшим в нее землям, на Острове произошло восстание. Это было одно из последних и наиболее мирных восстаний против империи. Восстание, так сказать, для порядка. Чтобы успеть восстать, пока империя еще не пала.

Императорским войскам Парфений запретил подавлять восстание силой, и его послушались. Когда же империи не стало, призвал своих сограждан обращаться с апагонскими солдатами человеколюбиво, а затем предоставил им пищу и суда для возвращения.

Взгляд упал на написанное Парфением. Вот он упоминает министра Атанаса. Министром чего он был? Сейчас так сразу и не вспомнишь. Личность примечательная – хотя и не в лучшем смысле слова.

Однажды я спросила Парфения:

– Атанас в самом деле считал, что, вырезав текст, скроет историю? Существует же много других источников. Неужели он думал, что о полутора веках владычества апагонцев никто не узнает?

– Нет, конечно, – ответил Парфений. – Это был сигнал о том, что такой истории не должно быть.

Уходя, министр поинтересовался, не было ли найдено то пророчество, которое изъял Прокопий. Галактион развел руками.

– Жаль, – сказал Атанас. – Жаль, что Прокопий оказался предателем.

Скольжу глазами по мелкому, но ровному почерку Парфения… А вот написанное мной: наши почерки стали похожи. Так бывает с теми, кто долго живет вместе. Уподобляется почерк, внешность, ощущения, мысли. В целом люди. Один из двоих уходит, оставляя второму все эти совместно нажитые вещи. Уходит второй – и от обоих остается только почерк, исписанные листы. Которые запросто могут сгореть.

<…>

Глава четырнадцатая

Парфений и Ксения

Я, многогрешный мних Нектарий, продолжаю долгую свою повесть и с душевной радостью сообщаю о том, что Апагонская империя пала. Когда Острову была возвращена его независимость, граждане нашей земли пожелали, чтобы правил ею по-прежнему князь Парфений, ибо его любили.

Он проявил себя как мудрый правитель и добросердечный человек и в годы своего единоличного княжения, и будучи наместником императоров. Многие на Острове уцелели только благодаря его заступничеству, но об этом писали мои предшественники, рассказывая о правлении императоров.

По просьбе Парфения после освобождения Острова было объявлено о его совместном правлении с княгиней Ксенией. И хотя прежде власть также не принадлежала ему единолично, объявление о соправлении больше, по его мнению, соответствовало бы пророчеству Агафона Впередсмотрящего. Кроме того, поскольку в их браке соединились две княжеских ветви, соправление было зримым воплощением этого соединения.