Операция «Танненберг»

Звякнули тетивы на других швейцарских арбалетах. Три стрелы сбили рыцарей, заслонявших мотоцикл. Еще две достали эсэсовцев — водителя и спрыгнувшего с заднего сиденья автоматчика. Бурангул, дядька Адам и швейцарцы, не успевшие еще разрядить самострелы, выбивали пеших стрелков и всадников.

Но Бурцев этого уже не видел: он обрабатывал свою цель.

Бурцев сделал ставку не на меткость, а на скорострельность и мощь пулемета. Возможно, «Цундапп», попавший под огонь «МG-42», успел бы огрызнуться. Но для этого надо развернуть мотоцикл и разогнать рыцарский строй слева. Нужны были секунды, хотя бы доли секунд, Которых уже нет.

Бурцев действовал просто. Валил и решетил. Решетил и валил. Всех скопом. Тевтонских всадников, лошадей, «Цундапп» и мотоциклистов.

Потом — размашистая очередь по фронту. По автоматчикам цайткоманды, по заметавшимся в панике рыцарям, по арбалетчикам, по щитоносцам.

А покончив с этим…

— Вперед! — он вскочил первым.

— За мной!

За Русь, за Польшу, за Пруссию, за Венецию, за Швейцарию, за Святые Земли. За что еще? За Родину, за Сталина, короче…

В магазинной коробке еще оставалось — так, кое-что.

Две короткие очереди Бурцев выпустил по щитам-павезам, которыми тевтоны пытались преградить им дорогу. Обтянутые кожей, разрисованные деревянные щиты были вбиты в землю и удерживались в стоячем положении на шипах и подставках. В каждой павезе уже торчало по арбалетному болту. Но от пулемета дерево и кожа не уберегут. И «Спаси Святая Мария» — не поможет. Из-за простреленных щитов повалились кнехты-щитоносцы и орденские арбалетчики.

Последние пули Бурцев выпустил по двум несущемся наперерез тевтонским рыцарям. Всадники попадали с седел.

Ну, а дальше…

Конечно, для рукопашной длинный, неудобный и тяжелый «MG-42» подходил плохо. Но, с другой стороны, пулемет ведь ничуть не хуже ручной бомбарды, успешно использованной в ближнем бою на башне Шварцвальдского замка. Так что если совместить боевые навыки, полученные в десантуре и ОМОНе, с искусством фехтования, которое Бурцеву пришлось осваивать в прошлом. Если вспомнить опыт палочных схваток, уроки поединков на шестах, что давал у-шуист Сыма Цзян, и если к этой гремучей смеси прибавить солдатскую смекалку…

Когда слева атаковал конный рыцарь, закованный в латы и уже заносящий для смертельного удара боевой топор, Бурцев долго не раздумывал. Ткнул раскаленным пулеметным стволом под маску вражеского коняги, обжигая животному морду…

С диким ржанием конь шарахнулся в сторону, вскинулся на дыбы. Замолотил ногами по воздуху. Сбросил седока.

Всадник запутался шпорой в стремени. Высокое седло перекосилось и сбилось набок. Конь понес рыцаря по кочкам, громыхая тевтоном, как кошка — привязанной к хвосту консервной банкой.

Краем глаза Бурцев заметил движение справа. Немецкий арбалетчик, бросив разряженный самострел, бежал к нему, размахивая коротким мечиком.

Бурцев развернулся всем телом, придавая трофейному «МG-42» максимальную центробежную силу. Ударил. Угодил в шапель кнехта. Расшиб пулеметный приклад в щепу… Быть может, череп тевтонского стрелка и уцелел, но его обладатель отлетел в кустики и вставать уже не торопился.

Подоспели Бурангул, дядька Адам, Телль со своими ребятами. Только с Вальтером было уже не тринадцать человек — двенадцать. Потеряли-таки еще одного.

И все-таки сразу стало легче. Разъяренные мутанты внушали ужас врагу одним своим видом. А уж когда вступали в рукопашку, да под прикрытием двух лучников…

«Шмайсерская» очередь. Справа!

Вскрик за спиной. Повалился боец Телля.

Один фриц уцелел-таки в зоне прорыва. А может, и не один.

И некогда даже выругаться: что-то длинное кувыркаясь, летит в их сторону из-за кустов боярышника. Железный цилиндр на деревянной рукояти. «Колотушка». «М-24». Граната…

— Ло-жись!

Бурцев повалил Вальтера. Еще кого-то. Бурангул и дядька Адам упали сами — тоже признали опасность.

А вот швейцарцы залегли не все. Не поняли — зачем. Не смогли, не успели понять.

Взрыв. Свист осколков.

Зараз выкосило половину отряда. Из дюжины швейцарских стрелков — полдюжину. Так-то…

Бурцев лежал меж двух трупов. Слева — щитоносец под простреленной павезой. Той самой со «Спаси, Святая Мария».

Справа — эсэсовский автоматчик с арбалетным болтом в глазу. И с двумя готовыми к бою осколочными «колотушками» за поясом.

А в воздухе крутится-вертится еще одна граната.

Еще один взрыв.

Подпрыгнула павеза, прошитая осколками, но, к счастью, мертвый кнехт-щитоносец прикрыл Бурцева подобно брустверу.

Кто-то кричит рядом. Дико, истошно. Задело кого-то…

И не видно ничего за треклятым боярышником.

Ладно, мы тоже покидаемся…

Бурцев вырвал гранату из-за пояса мертвого эсэсовца. Дернул из деревянной ручки фарфоровый шарик-чеку. Отсчитал. Секунду. Вторую. Тре…

Швырнул гранату из положения лежа.

В те самые кусты. В боярышник.

Запал немецких «колотушек» горит долго. Но не так, чтоб очень.

Кусты разнесло. В кустах закричали.

Вместе с листвой к небу взметнулись красные ягоды и красные брызги. И — все.

Бурцев рискнул поднять голову.

Мля! А ведь не зря их уложили. Немцы времени даром не теряют: снова смыкают разорванную цепь.