Операция «Танненберг»

Чу! А это что?! Прислушался… Точно — лошадиное ржание. Сзади, с той стороны, где он оставил грузовик с пулеметом и взбалмошную польскую княжну. Неужели немцы? Неужели Аделаида опять в плену? Ну, невезуха! Опять выручать придется. Какая-никакая, а все ж жена. Да, сначала выручать, но уж потом…

К машине он сбежал скрытно, но быстро.

Уф! Пронесло! Во всадниках, круживших возле «Опеля», Бурцев узнал… Освальда. Збыслава. Дядьку Адама. Гаврилу… А вон и остальные. Лошадей на всех не хватало, так что Сыма Цзян с Ядвигой ехали вдвоем на одном коне. И Бурангул с Джеймсом — тоже. Кони были крупные, боевые, рыцарские. Трофейные.

— Ва-а-ацлав!

— Ва-а-асиль!

Его увидели. Поскакали навстречу.

Да, все были в сборе. Кроме ведьмы Берты. Ну, и фиг с ней! Аделаида спокойней будет. Хотя будет ли?

Княжна, надувшись, по-прежнему сидела в кабине. И куда только делся страх перед «колдовской повозкой». Аделаида воротила нос и разговаривать ни с кем не желала. Ладно, пускай. На обиженных, как говорится, воду возят…

— Дмитрий, откуда кони? — спросил Бурцев.

— А за холмами у речки отловили, — доложил новгородец. — К водопою, забрели лошади немецких рыцарей, которых возле замка стрелами посбивало… Ну, мы похватали коней, каких смогли, друг дружку нашли, а тебя с Агделайдой — нет. Смотрим — вокруг замка, да в лесу немцы все еще рыщут. И тевтонское посольство куда-то уезжает. Не похоже, в общем, чтобы вас сцапали. Решили, что вы уже к сгоревшей деревне, как ты говорил, направились. Ну и мы — туда же, подались.

Славно! Пока они с Аделаидой петляли по окрестностям, дружина скакала к оговоренному месту встречи.

— Немцы за вами…

— Нет, не гнались, Василь. Мы заприметили — стороной они поехали — к балвохвальской башне, где нас фон Гейнц встретил. Наверное, думают, и мы все туда двинем. Так что здесь вряд ли объявятся. Безопасно здесь. Пока…

— А Берта где?

— Ведьма-то? По пути отстала. Свернула в сторону — ни здрасьте-пожалуйста — и с концами. А мы вот наткнулись на эту колесницу безлошадную. Сначала думали — немецкие колдуны здесь из тевтонского посольства, потом глядь — Аделаида сидит в повозке. Только она нам сказала, что ты ушел обратно к Шварцвальдскому замку.

— Я? К замку? Зачем?

— Не знаю, не ведаю. Сказала, ушел и все. Мы уж собирались за тобой скакать. А ты из леса выходишь. Совсем с другой стороны.

Бурцев глянул в лобовое стекло кабины. За стеклом отвернулись. Ах, ты ж… супружница, мля, благоверная. Дружину решила отвадить подальше, да, женушка? И тем, значит, разрешить спор? Нет, такого он не ожидал. Даже от Аделаиды. Это уж, знаете ли, чересчур. Это уж слишком.

— Куда ты Василь?

Бурцев Дмитрия уже не слушал. Подошел к «Опелю». Рывком распахнул дверь:

— В чем дело, Аделаида? Что ты себе позволяешь?

— Отстань! — ответ княжны был краток.

Он не отстал. Вытянул Агделайду Краковскую наружу. За ногу, за руку…

— Нет уж, послушай меня, жена. До тех пор, пока я тут воевода…

— Ф-ф-фоевода! — презрительно, будто оскорбление, фыркнула княжна.

Княж-ж-жна…

— …и пока дружина при мне, не смей вносить смуту. Не нарывайся, слышишь!

— Смуту? — глазки полячки прищурились. — Да ты еще не видел смуты, Вацлав. Той смуты, которую я могу устроить. Сейчас я тебе покажу смуту! Всем вам покажу. Такую смуту — рады не будете!

Лицо Аделаиды снова пылало от гнева.

— Освальд! — позвала малопольская княжна. — Пан Освальд Добжиньский!

Добжинец подошел, пялясь в изумлении, на разъяренную землячку-полячку.

— Чего это она, Вацлав?

Подбежала встревоженная Ядвига. Остальные тоже подтягивались.

В воздухе запахло… Нехорошо, в общем запахло.

— Агделайда, уймись, — холодно сказал Бурцев. — Хуже ведь будет.

Агделайда Краковская униматься не желала.

— Пан Освальд Добжиньский, известно ли тебе, что твой обожаемый воевода спал с твоей женой? — звонко и торжественно объявила княжна.

— Ты бредишь, Агделайдушка? — сначала в словах пана звучало сочувствие.

— О, нет, благородный пан! Я видела все собственными глазами. Не веришь мне — спроси у Вацлава. И у Ядвиги. О заброшенной кульмской мельнице спроси. Только в глаза им смотри повнимательней, чтоб не соврали, любовнички.

Освальд нахмурился.

— Это правда?

Взгляд на Ядвигу, взгляд на Бурцева.

— Ядвига? Вацлав?

Ядвига смотрела спокойно, наивно и невинно. Бурцев так не умел.

— Ядвига тогда еще не была твоей женой, Освальд, — сказал Бурцев.

— Но она уже была моей, — сказал Освальд.

— Я об этом знать не мог. На Кульмский турнир ты, как и я, прибыл тайным рыцарем и никому не открывал ни лица, ни имени.

— Было?! — с ненавистью выдавил Освальд. — Значит, все-таки было?! И ты молчал, Вацлав?

Поляк снова глянул на Ядвигу.

— И вы вдвоем молчали? Все это время?

— Освальд, успокойся. Не горячись.

— Молчали… не говорили…

Вообще-то о таком не принято рассказывать. Тем более вспыльчивым ребятам, вроде пана Освальда. Или все же стоило обсудить это раньше? Наверное, стоило. Но…

— Что бы это изменило? Если б сказали? Ну, узнал бы ты. Ну, перессорились бы мы. Не сейчас — раньше. И кому от этого легче?

— Не говорили… Мне… Ничего…