— Послушай, Аделаида…
— Не желаю! Устала я! От твоих битв и походов! От Небесного Воинства, от Хранителей Гроба! От полона! От богопротивной магии! Устала скакать из века в век! Надоело все! Сколько можно, Вацлав?!
— И чего ты хочешь?
— Давай укатим на этой безлошадной повозке подальше. От всего, от всех. Потом бросим колдовскую телегу и уйдем. Еще дальше. Сами. Одни. Ты и я. И никакие «наши» с трехгрудыми ведьмами нам не нужны.
Так, значит, княжна? Убежать захотелось? Вдали от мирской суеты пожить приспичило? И муж, значит, должен верных друзей и соратников ради твоего нового каприза позабыть и бросить? Ну, звиняй, Ваше Высочество, чего не будет, того не будет. Да и ты ж сама первая же взвоешь с тоски от такой идиллии. Не про тебя, Агделайда Краковская, отшельничество в глухомани. Не выдюжишь ты такого испытания, окрысишься совсем, в мегеру превратишься. А на фига нужна жена-мегера?
— Никуда мы с тобой не укатим, — отрезал Бурцев. — Будем искать мою дружину и точка.
— Ах, так? В таком случае выбирай… сейчас же… или я, или они… Но учти, если они тебе, действительно, дороже меня, то… то… то…
Княжна задыхалась от избытка эмоций и лишь яростно потрясала кулачками.
— Как же ты меня достала своими истериками, Аделаида, — покачал головой Бурцев.
— Ах, достала, да? Надоела, да? Променять, небось, меня решил на ведьмачку? Потому и хоронил заживо!
— Не болтай чепухи.
— Какая же это чепуха, если и могилку вырыл и землицей присыпать начал.
Логика, блин!
— Да то ж немцы…
— Могилу для меня копали не немцы — ты. Ты! Ты! Ты!
— Погоди-ка, — В голову Бурцеву пришла неожиданная мысль: — Аделаидка, а может ты того… забеременела, может?
Говорят, женщины в положении частенько становятся капризными сверх всякой меры, мнительными и раздражительными.
— Тогда тебе волноваться вредно.
— Забеременела?! — Аделаида пошла красными пятнами — Ха! Ишь ты, чего захотел?! Обрюхатить меня, да?! Да не бывать тому! Не-бы-вать!
Бурцев изумленно захлопал глазами.
— Стоп-стоп-стоп! По-моему, это как раз ты хотела ребенка. Слезы на Новгородчине лила, что ничего у нас не получается. Даже в Святые Земли потопала — в паломничество. Было такое?
— Было! Дура была потому что! Теперь поумнела. Не хочу я теперь от тебя ребенка Вацлав. И ничего больше от тебя не желаю!
Бурцев вздохнул:
— Знаешь, что я тебе скажу, Агделайда Краковская?
— И что же? — подбоченилась княжна.
— Ну, и стерва ты!
— Что-что-что?! — немедленно взвилась Аделаида — Кто-кто-кто?!
— Дрянь, говорю!
Пока потерявшая дар речи княжна соображала, что бы этакое ответить пообиднее, да позаковыристее, Бурцев вытащил из кабины ящик с инструментами, сгреб рассыпавшееся железо, прихватил меч (от греха подальше, в смысле — от злющей пунцовой женушки). Потом сбросил из кузова запаску.
Пробитое колесо — переднее левое — нависало над толстым трухлявым стволом. Поменять будет не трудно. Бурцев приступил к работе.
Аделаида из машины не выходила. И помогать не собиралось. Ладно, лишь бы не мешала. Проку-то от ее помощи…
Справился сам. И довольно быстро. Закончив с колесом, Бурцев снова распахнул дверь кабины.
— Вылезай, княжна. Поднимемся на пригорок — оттуда хорошо видно должно быть. Посмотрим, что за дорога впереди. Можно ли проехать.
Чтобы не гробить зря машину на незнакомом маршруте, да с такой попутчицей на пассажирском сиденье. А то ведь больше запасок нет.
— Тебе надо — ты и смотри, — зло процедила Аделаида сквозь зубы.
Нет, ну в самом деле, не стерва ли?!
— Как хочешь, — глухо сказал Бурцев. Упрашивать или тащить строптивицу с собой силой он не собирался. — Тогда жди здесь. Случится что — зови.
Он с грохотом захлопнул дверь.
И тут же изнутри, из кабины, по двери стукнули. Ногой. Сильно. Ответно… Последнее слово княжна желала оставить за собой.
Глава 27
Бурцев поднимался по редколесью на холмистое взгорье и качал головой. Рубил со зла рыцарским клинком кусты. Успокаивался. Невеселую думу думал.
Ох, и «повезло» же ему с женушкой! Отвык, блин, расслабился, пока на Аделаиду действовала успокаивающая магия арийской башни. А кончилось пресловутое просветление — и княжна словно с цепи сорвалась! На первых порах после бегства из эсэсовского хронобункера, вроде бы, ничего, радовалась спасению, довольна всем была, но чем дальше — тем хуже. Или ментально-магический транс, которому подвергли Аделаиду эсэсовские эзотерики, в том виновен? Да нет, она такой была и до просветления. Просто как-то прежде он не придавал этому значения. Любовь-с… Но ведь любой любви и любому терпению может прийти конец. Особенно, если ультиматум ставят: или-или. Или верная дружина, или капризная жена. И если, елки-палки, так не вовремя начинается обострение стервозности.
Бурцев поднялся. Сверху, действительно, было видно далеко и хорошо. Лесок за взгорьем кончался. А колея заброшенного тракта тянулась извилистой, едва заметной ленточкой среди редких деревьев и густого кустарника. Никаких препятствий впереди не наблюдалось. Проехать можно. А там, дальше где-то, должна быть сожженная деревенька. Место сбора. В общем, почти добрались…