Операция «Примула»

— Война, видно, ничему его не научила. Полагаю, он стал прятаться после того, как в него стреляли. Верно, знает, что его ждет. А в любовницах у него все та же высокая блондинка, которую видели то там, то тут… ее зовут, кажется, Гертруда?

— Не знаю. Он весьма сдержан на этот счет.

— Это он-то сдержан! Ни за что не поверю. Просто, может быть, прогнал ее, а другую еще не нашел. Не думаю, чтобы он изменился. Раньше я не могла даже держать прислугу.

А он, со своей стороны, стал насмехаться, когда я как-то случайно произнес имя Жюльена.

— Где это она его откопала, беднягу? Мне его жаль. Представляю, как он стоит перед ней на задних лапках и ждет подачки.

Но на самом деле на задних лапках стоял не Жюльен, а я! И вскоре я влюбился всерьез. Это было неизбежно. Незаполненность моего существования, частые встречи с этой красивой молодой женщиной, которая принимала меня теперь как друга, и, наконец, ощущение риска, которому я подвергался из-за нее… В силу всех этих причин я мало-помалу принял ее сторону и стал разделять ее обиду, так как понимал: чтобы найти путь к ее сердцу, надо придерживаться ее мнения.

Однако Жюльен понял это раньше меня. Он тоже всеми силами старался угодить ей, и я быстро уловил, что именно он диктовал свою волю им всем. Я говорю «всем», ибо мне стало известно, благодаря какому событию он сумел занять в жизни мадам де Шатлю то место, которое занимал. Тайна была у них законом для всех. Я говорю «для всех», потому что мне доводилось встречать в замке странных людей, которые через несколько дней пропадали, как, например, тот самый Джон, упавший с неба и исчезнувший без следа. У некоторых из них были довольно странные имена, вернее прозвища или подпольные клички: Фронтиньян,[24] Монлюк…[25] Когда я расспрашивал о них Жюльена, он таинственно прикладывал палец к губам.

— Уймись. Чем меньше будешь знать, тем лучше для тебя.

Однако его уловки не ускользали от меня. Так, например, он не упускал случая подогреть недобрые чувства, которые испытывала мадам де Шатлю по отношению к Плео. Это был как бы способ ухаживать за ней. Хотя, пожалуй, это слишком громко сказано. На деле Жюльен скорее походил на преданного пса, чем на воздыхателя. И потому нередко показывал мне свои клыки. Правда, не без оглядки на свою хозяйку, опасаясь рассердить ее, но в то же время давая мне понять, что я всего лишь молокосос, втянутый чуть ли не силой в подпольную борьбу. Он довольно скоро отказался от своей идеи ввести меня в круг друзей доктора, но во что бы то ни стало хотел так или иначе использовать меня, возможно, для того, чтобы проверить. Зная к тому же, что мадам де Шатлю полностью поддерживала его в этом, он, не стесняясь, относился ко мне как к «необъезженному» новичку, ему, видно, нравилось это слово, и он любил повторять его, поскольку оно напоминало ему то время, когда он служил в кавалерии.

Он уводил меня в подсобное помещение, где у него была оборудована комната, похожая на монашескую келью, и там пытался учить меня уму-разуму. Он объяснял мне структуру своей организации: низовая ее ячейка состояла из шести человек, то есть шестерки. Над ними стоял руководитель, возглавлявший группу из тридцати человек, в которую входило пять шестерок, — и так до самого верха, причем отдельные ячейки этой пирамиды были строго изолированы одна от другой.

— Таким образом, в случае провала ущерб будет ограничен определенными пределами. Представь себе, если кто-то не выдержит и заговорит под пыткой, — он выдаст лишь самую малую часть всей сети.

Пытка! Это слово болью отдавалось во мне, вызывая внутреннее смятение, которое мне с превеликим трудом удавалось скрывать.

— Ну-ну, — говорил Жюльен. — Думать об этом не следует, но готовым быть надо. Наша роль состоит прежде всего в том, чтобы собирать сведения и вести пропаганду, а кроме того, уничтожать предателей, когда представится возможность. Видишь ли, если бы мне посчастливилось оказаться на твоем месте, я бы непременно воспользовался случаем и ликвидировал Плео. В назидание другим. Уверяю тебя, после этого его дружки попритихли бы. К несчастью, в больнице до него не доберешься. А остальное время он прячется дома.

Однажды он спросил меня:

— Ты придумал себе какую-нибудь кличку? Меня, например, зовут Портос, а мадам Арманду — Элоизой. Тебе это кажется смешным, но мы ведь не в игрушки играем, и ты это прекрасно знаешь. А кличка, может статься, спасет тебе жизнь.