Операция «Примула»

— Вам нельзя сейчас выходить, — сказала она. — Вы промокнете до нитки прежде, чем успеете дойти до ворот. Жюльен убрал ваш велосипед.

Я открыл дверь — посмотреть, что делается на улице. В лицо мне хлестнул дождь, и в этот самый момент погасло электричество. Я слышал, как в темноте Валерия советовала мне не двигаться с места.

— Пойду поищу свечу, а потом вы подождете в гостиной, пока это кончится.

Прошло несколько минут, затем слабый язычок пламени задрожал во мраке. Я шагнул навстречу Валерии, чтобы взять у нее из рук подсвечник, и чуть было не наткнулся на чью-то высокую фигуру, это прикосновение заставило меня отскочить назад.

— Sorry![23] — прошептал мужчина.

Я едва успел заметить очень молодое лицо — освещенное сверху, оно походило на негатив фотографии. Незнакомец, прикрыв пламя свечи рукой, бесшумно удалился. Я был в ужасе. И даже вздрогнул, когда услыхал позади себя голос мадам де Шатлю.

— Надо же было вам его встретить, — прошептала она.

И в голосе ее звучало такое отчаяние, что я сразу же понял, в чем дело. Она прятала англичанина, скрывавшегося от гестапо. Бежавший пленник? Сбитый летчик?.. В любом случае я видел то, чего ни в коем случае не должен был видеть. Я был смущен. Снова стало темно.

— Зачем он пришел? — добавила она. — Мы ведь ему говорили…

Я не осмеливался произнести ни слова. И чувствовал себя страшно виноватым. Я был чужим, возможно, даже врагом. К нам подошла Валерия с двумя свечами. Мадам де Шатлю взяла одну из них.

— Он видел его? — с тревогой спросила Валерия.

— Конечно, видел.

— Боже мой! Что скажет Жюльен?

Они разговаривали так, как будто меня не было. Мне вдруг стали невыносимы их тайны.

— Извините, — сказал я. — Мне пора уходить.

— Ну нет! — воскликнула мадам де Шатлю. — Идите сюда, мсье Прадье.

Она провела меня в комнату, где я прежде никогда не бывал, это была столовая, выглядевшая весьма торжественно, там стоял длинный стол, а вокруг него — стулья, обитые кожей, с большими блестящими шляпками гвоздей. Она поставила подсвечник на сервант, полки которого были уставлены старинными тарелками, и с живостью повернулась ко мне.

— Вы догадались… Не отпирайтесь. Да… Это летчик, он был сбит под Туром. Что вы намерены теперь делать?

— Ничего.

— Мы в ваших руках. Вы можете донести на нас.

— Я, мадам, донести на вас?!

Она не предложила мне сесть. Я стоял перед ней как подсудимый.

— Вы принимаете меня за подлеца, — сказал я в ярости.

— Ах! Простите меня, мсье Прадье. Вы обещаете мне молчать? Я все вам объясню. Садитесь, прошу вас.

Руки ее дрожали. Передо мной была несчастная, испуганная женщина.

— Мы все здесь участники Сопротивления, — продолжала она. — Жюльен — бывший унтер-офицер. Это он доставляет к нам людей, которые прячутся, — летчиков, вроде Джона, политических деятелей, евреев, подвергающихся гонениям. Мы переправляем их в Испанию тайным путем, этого пока еще никто не раскрыл. Малейшая неосторожность грозит нам тюрьмой, а вы знаете, что значит тюрьма в настоящий момент.

— Знаю.

— Вы в этом уверены? У нас были товарищи, которых уже пытали, расстреливали. Вот что нас ожидает, если вы…

— Но я даю вам слово.

— Этого мало, — сказал кто-то у двери.

— Ах, это вы, Жюльен, — молвила она. — Входите. Валерия рассказала вам?

— Да, и теперь по милости этого господина мы попали в хорошую переделку… А ведь я вас, кажется, предупреждал. Его следовало удалить сразу же, как только вы узнали, что он ходит к Плео. Уроки могли подождать.

Он подошел ко мне и поднял свечу, чтобы лучше видеть меня.

— На вас и в самом деле можно рассчитывать?

Я возмутился. Все эти подозрения становились нестерпимы.

— Мадам, — запротестовал я, — скажите ему, что я порядочный человек.

— Жюльен, — прошептала мадам де Шатлю, — я думаю, ему можно верить.

Жюльен поставил подсвечник на сервант и погрозил мне пальцем.

— Вы будете в ответе, если с нами что-нибудь случится. Осторожнее, молодой человек. Не забывайте, речь идет о вашей жизни. Теперь вы волей-неволей наш. А тот, кто хочет остаться в стороне, — уже предатель.

— Полно, Жюльен, успокойтесь, — вмешалась мадам де Шатлю.

Она впервые улыбнулась мне, и эта улыбка решила все.

— Поверьте, я вовсе не в стороне, — с горячностью сказал я. — Но что я могу поделать, я всего-навсего учитель!..

— Среди нас немало учителей, — заметил Жюльен. — И уверяю вас — они неплохо со всем справляются. Никто, конечно, не требует, чтобы они взрывали мосты. Зато они очень помогают нам в деле пропаганды. Вам никогда не приходило в голову, что вы можете, например, распространять газеты?

— Меня никто никогда об этом не просил.

Они с мадам де Шатлю обменялись взглядом.

— Вы и вправду из ряда вон, — заметил он и, положив мне руку на плечо, довольно бесцеремонно подтолкнул меня.

— Так вас, стало быть, надо приглашать драться! Вы дожидаетесь, пока за вами придут и попросят? Ну что ж, я готов: прошу вас, как мужчина мужчину.

Я был не в состоянии ничего ответить. Посуди сам: всего полчаса назад я рассказывал тебе о согласовании и определении в латыни, а теперь от меня, можно сказать, требовали, чтобы я с оружием в руках сражался против оккупантов!