Операция «Престол»

К сожалению, это была уже не дипломатия, а линия. И это не смотря на то, что 2 июня Начальник Разведывательного управления Генштаба Красной армии Ф. И. Голиков доложил руководству страны, что на 1 июня 1941 года немецкое командование сосредоточило для борьбы против СССР 120 полностью готовых к войне и 48 резервных дивизий.

В тот же день Народный комиссар внутренних дел Л. П. Берия направил в Центральный Комитет партии и Совет Народных Комиссаров сообщение о военных мероприятиях немцев вблизи границы с СССР.

Ответ, надо заметить, последовал неожиданный, и 3 июня 1941 года Политбюро во исполнение договора разрешило Наркомвнешторгу выделить из особых запасов для Германии 6 тысяч тон меди, 1500 тонн никеля, 500 тонн олова, 500 тонн молибдена и 500 тонн вольфрама.

Дальше — больше!

Не смотря на столь тревожные сообщения, 4 июня СНК принял Постановление «Об укреплённых районах», в котором утвердил перечень создаваемых частей для вновь строящихся укреплённых районов и установил срок окончания формирование частей — 1 октября 1941 года.

Иными словами, эти части должны были быть сформированы через три месяца после начала войны.

Москвин поморщился.

Складывалось впечатление, что члены СНК не знали о состоявшейся несколько дней назад в Берлине встрече Гитлера с начальниками штабов армий и групп армий.

Не имели они, похоже, понятия и о том, что на этой встрече обсуждались вопросы взаимодействия пехоты с танками в начале наступления и вопрос об артиллерийской подготовке наступления.

И тем не менее…

Что же касается спецсообщения НКГБ БССР наркому госбезопасности СССР В. Н. Меркулову, в котором отмечались продолжавшиеся интенсивные военно-мобилизационные приготовления немцев на сопредельной территории, то можно было подумать, что его не было вообще…

Только представив себе, какой кровью русским людям придется заплатить за эту преступную политику, Москвин поморщился.

В этот момент в кабинет постучали, и в следующее мгновение в нем появился улыбавшийся Громов.

— Здравствуй, Сергей! — Москвин подняля из-за стола и поспешил навстречу приятелю. — Рад тебя видеть! — слегка обнял он его.

— Я тоже, Иван!

— Садись! Чай будешь!

— Если можно, кофе! — продолжал улыбаться Громов, который тоже очень был рад видеть страого приятеля.

Когда через несколько минут с кофеем было покончено, Москвин закурил и, слегка нахмурившись, сказал:

— Надо бы тебе врезать, как следует, за «Белый лотос», да победителей не судят! Молодец! Насколько дерзко, настолько и блестяще! Мои комплименты!

— Спасибо, Иван! — кивнул Громов. — А как у вас тут дела?

Москвин махнул рукой и, раскрыв папку, прочитал ему ответ Лозинского американскому послу о скорой войне.

Громов ничего не сказал.

Он не видел никакого смысла в том, чтобы в какой уже раз сотрясать воздух!

Они столько раз говорили на эту тему, что добавить ко всему сказанному они ничего не могли даже при всем желании.

И все-таки ему было обидно. Не за себя, нет!

За огромную страну, судьба которой зависела от воли одного человека, возомнившегося себя богом.

Просмотрев донесения за последнюю неделю, Громов помрачнел еще больше. Судя по всему, война могла начаться со дня на день.

— А что ты думаешь о Преклонском? — нарушил несколько затянувшееся молчание Москвин.

— Наверное, — пожал плечами Громов, — то же самое, что и ты. Такой шанс упускать нельзя…

Он быстро и толково изложил план действий, и внимательно слушавший его Москвин грустно улыбнулся.

— Как это ни печально, — сказал он, — но музыка играла на самом деле недолго…

Заметив некоторое удивление на лице товарища, он рассказал ему о том, чего он еще не знал.

Громов понимающе покачал головой.

— Я сейчас же распоряжусь! — сказал он.

Направляясь к себе в кабинет, он раздумывал над услышанным от Москвина и, в конце концов, пришел к выводу, что все было сделано правильно.

Сказать, что Алексей и Марина наслаждались все это время друг другом, значит, ничего не сказать.

А они, действительно, все последние дни купались в счастье. И особенно ценили его по той простой причине, что слишком хорошо знали обратную сторону жизни.

Все правильно!

И трижды был прав Лао-цзы, когда говорил о том, что нельзя по-настоящему понять, что такое прямое, не зная кривого.

Они ходили по музеям, катались на лодках в Сокольниках и ходили в Большой любоваться великой Улановой.

Как-то вечером они отправились в консерваторию слушать любимого ими обоими Баха и Бетховена в исполнении уже входившего в силу Эмиля Гилельса.

Несмотря на свою молодость, он уже занимал первое место на Международном конкурсе имени Изаи в Брюсселе.

Особенно прочувственно он играл «Лунную сонату».

Когда спектакль закончился, они пошли по улице Горького по направлению к Красной площади.

Говорить после всего услышанного ни о чем не хотелось.

— Хочешь, — спросил Алексей, когда они миновали памятник Юрию Долгорукому, — я расскажу тебе одну интересную историю?

— Да! — обрадовано ответила Марина, хорошо зная, как умел рассказывать Алексей.