Операция «Престол»

Ничего не скажешь, достойный конец солдата, прошедшего ужас мировой войны и десятки раз видевшего смерть во время Гражданской.

Но самым ужасным было то, что этот самый конец уготовил ему он, Петр Лопухин, плоть от плоти и кровь от крови лежавшего сейчас в луже крови человека, принявашего мученическую смерть ради той самой России, за которую он сражался в меру своих сил…

Оставаться дальше в доме убитого было опасно. Петр наклонился к отцу и поцеловал его в еще теплый лоб.

— Прости меня, отец… — тихо прошептал он, словно боясь разбудить спящего последним сном отца.

Он поднял с пола маузер и быстро вышел из дома…

Когда полковнику Громову сообщили о том, что в Управление НКВД явился человек из группы Преклонского, он поначалу подумал, что ослышался.

Но увидев в камере Петра Лопухина, он понял, что так оно и есть.

Удивительно ровным голосом, словно речь шла о ком-то постороннем, Лопухин рассказал ему о переходе границе, о заимке, об ограблении ломбарда, об убийстве его отца и намерении Преклонского ограбить золотой прииск и перебить на прощание какое-нибудь отделение милиции…

— Все, гражданин полковник, — закончив свое скорбное повестование, сказал Лопухин, — больше мне нечего сказать…

— Вы ошибаетесь, — мягко ответил Громов. — Вы не сказали ничего о том, что заставило вас придти к нам… Смерть отца?

— Не только, — покачал головой Лопухин и все тем же ровным тоном подробно рассказал обо всем, что он передумал за вчерашний день.

Громов внимательно слушал исповедь парня.

— Я знаю, — закончил свой рассказ Лопухин, — что у вас с такими, как я, не церемоняться! Что же, тем лучше! Мне совершенно все равно, поверите вы мне, или нет, но мне, действительно стало легко, и теперь я могу сказать, что я русский. С тем и умру…

Он помолчал и продолжал:

— Об одном только желею, — в голосе его зазвенел металл, — что не отомстил этим подонкам! Но очень хочу надеяться на то, — взглянул он в глаза Громову, — что им недолго ходить по русской земле!

Часа через полтора Громов снова пришел в камеру Лопухина.

За это время он позвонил Москвину и обстоятельно доложил ему о том, как развиваются события.

— Положение осложняется еще и тем, — сказал он, — что Преклонский так и не появился у Скорина! И если он к нему так и не придет, мы рискуем потерять его…

В конце разговора он услышал то, что и хотел услышать:

— Если решишь использовать Лопухина, — сказал генерал, — то считай, что мое согласие ты получил!

— Скажи, Петр, — спросил Громов, — а как бы ты отнесся к моему предложению к совместной работе?

— Вы это серьезно, гражданин полковник? — удивился Лопухин.

— Меня зовут Сергей Николаевич, — усмехнулся Громов, — и на шутника, как мне кажется, я не очень похож. Так как? Впрочем, если хочешь подумать, то…

— Не буду я думать! — сразу ответил Лопухин. — Да и как бы вы поверили, Сергей Николаевич, человеку, который думает над тем, служить ему своей стране, или нет?

— Ты прав, — кивнул Громов. — А как ты объяснишь Преклонскому свое отсутствие? Ведь тебя нет уже почти двое суток. И теперь я сам тебя прошу подумать. Скажу больше, мой план такой. Мы должны взять Преклонского и еще несколько его людей, а тебе с кем-нибудь дадим уйти. Как ты сам понимаешь, ты нам нужней в Харбине…

— Я могу предложить только одно, — сразу же ответил Лопухин. — Я возвращаюсь к Преклонскому и рассказываю ему о том, что был на кваритре отца. Увидев отца мертвым, я вообще не хотел возвращаться к нему, но после долго и тяжелого раздумья понял, что ничего иного мне не остается. Конечно, Преклонский расскажет мне печальную историю о том, как отец сам напал на них и они убили его, защищаясь. Любые другие легенды не убедят его…

— А эта убедит?

— Не уверен, — подал плечами Лопухин, — но лучше мы все равно ничего не придумаем! Но даже и это сделать будет далеко не так просто…

— Почему?

— А где я его найду? — развел руками Лопухин. — Я думаю, что его на заимке уже давно нет…

— Запасные базы у вас… у них, — поправился Громов, — есть?

— Может быть, и есть, — ответил Лопухин. — Но только мне о них ничего не известно!

— Скажи, Петр, а твой бывший, — полковник сделал ударение на слове «бывший», — приятель может хотя бы предположить, что ты сделаешь то, что сделал?