Операция «Престол»

С китайской стороны в город поступал, в основном, спирт, который выменивался в тайге на золото.

С 1937 года ситуация значительно ухудшилась. Прежде всего, по причине внедряемой коллективизации сельского хозяйства, а также по причине лишения области золотопромышленной базы.

Однако именно в 30-е годы в городе был запущен завод «Амурский металлист», переоборудована спичечная фабрика, построены швейная и кондитерская фабрики.

В 30-х годах накалилась обстановка за Амуром — в Маньчжурии стали вновь активно действовать японцы, захватившие её в 1932 году.

Они консолидировали свои усилия с русскими эмигрантами для захвата власти на территории Амурской области.

Российская фашистская партия постоянно готовила диверсии и вылазки на территорию области.

В Благовещенске, куда теперь направлялся Громов, жил тот самый Лесник, к которому должен был придти отряд Преклонского.

История его вербовки, как, во всяком случае, о ней поведал Цветаев, была типичной для иностранных разведок.

Работавший в Наркомате промышленности Иван Данилович Скорин, а именно так звали Лесника, в 1938 году был в командировке в Японии.

Он стал часто посещать рестораны и другие увеселительные места.

В одно из таких посещений он познакомился с одной из посетительниц этих мест, с виду «аристократкой», довольно красивой женщиной.

Дальше все шло по накатанной колее. Они стали встречаться, и во время одной из его встреч в кабинете фешенебельного ресторана неожиданно появился японец в военной форме.

Он оказался «мужем» этой женщины и набросился на Скорина, требуя удовлетворения за оскорбление чести его семейного очага.

Дело кончилось бы скандалом, если бы тут же не появился другой человек, довольно любезный с виду, тоже японец, но в штатском, который стал уговаривать военного японца не подымать скандала и кончить дело миром.

Скорин, чувствовавший себя в отчаянном положении, ухватился за «примирителя», как за якорь спасения.

Понятно, что дело кончилось «миром».

Как понятно и то, что через несколько дней в номере Скорина появился примиритель и показал ему фотографии, на которых тот был изображен в интимных позах со своей любовницей.

Но это было только пол-беды. Самой страшной фотографией для Скорина оказалась та, на которой он был изображен со своим двоюродным братом и «примирителем» в форме полковника японской армии.

Почему страшной?

Да только потому, что двоюродным братом Скорина был один из руководителей шахтинского дела, инженер Матов, а сам Скорин тщательно скрывал от всех свое по сути дела смертельное родство с предателем родины.

Затем ему предъявили еще несколько снимков, на которых он был запечатлен с русскими.

По словам, «примирителя», все они являлись членами Российской фашистской партии и сотрудниками Главного бюро по делам русских эмигрантов.

Конечно, Скорин никого из этих людей не знал, но кто бы ему поверил, что он сидит в кафе с русским фашистом, а потом идет к полковнику японской контрразведки, не зная, кто они такие.

Скорин оказался в безвыходной ситуации и по тем смутным временам ему грозил расстрел.

Его даже не пришлось уговаривать, и он согласился работать на японскую разведку.

Нельзя сказать, что это был конченый человек, и никаких особых счетов с советской властью у него не было.

Более того, он много раз подумывал о походе в НКВД и чистосердечном признании.

Будучи от природы человеком расчетливым, он прекрсно понимал, что всю жизнь ему на японскую разведку не проработать. И как только наченется война и он приступит к актвиным действиям, его рано или поздно найдут. И тогда пощады не будет…

Но смелости не хватило. Да и беспокоили его, надо сказать, не часто. За три года всего четыре раза. И все четыре раза по одному и тому же поводу.

Через местных главарей криминального мира он сообщал Преклонскому о крупных партиях золота, которые должны были вывозить с приисков.

Первого июня 1941 года Скорин встал в особом настроении.

В этот день ему исполнилось сорок три года, и директор «Амурского металлиста» разрешил в этот день не выходить на работу.

Впрочем, для Скорина, который работал в констуркторском бюро, это не было каким-то редким событием.

Директор завода не был бюрократом, и куда больше его интересовал результат работы, нежели то место, где она велась.

Будучи дельным инженером, он прекрасно понимал, что куда лучше работается дома, нежели в заводской суете.

Скорин привел себя в порядок, позавтракал и решил немного поработать, а уже потом заняться приготовлением праздничного стола, к которому было приглашено все руководство завода.

Было тепло, и Скорин уселся на открытой террасе, с наслаждением вдыхая душистый запах цветущих трав.

Он разложил чертежи и с головой окунулся в работу, которую он любил.

Часов в одиннадцать в дверь окружавшего его дом забора постучали.

Скорин поморщился и пошел открывать.

В дверях стоял незнакомый ему человек в рабочей спецовке и сапогах.

В руках он держал черную кожаную папку.

— Извините, Иван Данилович, — улыбнулся незнакомец. — Игорь Дмитриевич просил вам кое-что передать и объяснить!

Скорин отшел в сторону и сделал широкий жест рукой.

— Прошу!