Операция «Престол»

— Я не знаю, — ответил Цветаев. — Правда, не знаю! — поспешил добавить он, заметив недоверчивый взгляд гостя. Громова.

— Я не буду вас пугать, Цветаев, — произнес Райсман, глядя в глаза фашисту, — но если вы меня обманули, вы проживете ровно столько времени, сколько у нас уйдет на выяснение. И избави вас Бог, рассказывать кому-нибудь о нашей встрече!

— Я сказал правду! — поспешил заверить Райсмана тот, хорошо знавший, что НКВД в таких случаях не шутит.

— А теперь, — Райсман протянул фашисту таблетку, — проглотите это!

Цветаев побледнел и покачал головой.

— Не бойтесь, — улыбнулся Райснер, — это снотворное…

Цветаев взял таблетку и нерешительно взглянул на Райснера.

— Если бы я хотел убить вас, — ответил тот, — я бы мог сделать и без нее!

Цветаев проглотил таблетку.

Через минуту глаза его помутнели, он упал на кровать и, несколько раз дернувшись, затих.

Райснер снял с него тяжелую золотую цепь с массивным крестом, в который было инкрустировано несколько дорогих бриллиантов.

Затем вытащил из кармана тяжелый бумажник, полный денег.

Через десять минут он был уже далеко от «Белого лотоса», где начался самый настоящий переполох.

Директор ресторана вызвал полицию и «скорую помощь», но никто так ничего толком и не смог показать.

Китайы говорили о каком-то пьяном посетителе, охрана долго приходила всебя, а единственный человек, который говорил с таинственным незнакомцем, был мертв…

В одиннадцать часов утра следующего дня полковник Громов, а это был, конечно, он сидел в купе поезда Харбин — Прага и с большим интересом читал свежий номер «Русского фашиста».

На первой странице был помещен большой портрет Цветаева.

Из помещенной ниже статьи Громов узнал о скоропостижной кончине заместителя начальника III отдела Главного бюро по делам российских эмигрантов и члена ЦИК Всероссийской фашистской партии Павла Федоровича Цветаева от сердечной недостаточности.

Громов понимающе покачал головой.

Все правильно!

Именно таким и должен быть диагноз после приема изготовленного в секретной лаборатории НКВД в Варсонофьеском переулке препарата.

Мог ли он оставить Цветаева в живых?

Не мог, если бы даже и хотел.

Слишком велики были ставки в начавшейся игре.

Да и не было у него, говоря откровения, такого желания.

Громов был историком по образованию и прекрасно понимал, что большевиков можно было ненавидеть и бороться против них.

Но воевать против своей родины не имел права ни один русский, как бы он не был обижен большевиками.

Более того, пережив все ужасы бесконечных чисток и репрессии, он не мог без боли смотреть на то, как Сталин гробил разведку и не раз подумывал о том, как уйти из органов.

И, наверное, ушел бы под каким-нибудь благовидным предлогом, если не ощущение близкой войны. А бросить службу в столь тяжелое для страны время он не мог.

Хотя предателей в то время хватало.

Он из самых видных из них был перебежавший к японцам начальник Дальневосточного УНКВД Генрих Люшков.

Личность омерзительная во всех отношениях, поскольку свой кровавый авторитет Люшков завоевывал расстрелами ни в чем не повинных людей.

Венцом деятельности этого палача стал разгром мифическего «Дальневосточного параллельного правотроцкистского центра».

Затем он по-настоящему принялся за чистку чекистского аппарата края.

Так, только в мае 1938 года в одном УНКВД по Приморской области он приказал арестовать 25 сотрудников НКВД.

Все они обвинялись в участии «в заговоре в органах НКВД области».

Масштабы разрушительной деятельности Люшкова на Дальнем Востоке впечатляли.

В 1937–1938 годах только в Приморской и Уссурийской областях по его приказам было арестовано около пятнадцати тысяч троцкистов, контрреволюционеров, шпионов и белогвардейцев.

102 000 корейцев Люшков депортировал в Казахстан.

Однако Люшков не собирался сокращать масштабы репрессий в крае.

Вместе с секретарем Далькрайкома ВКП(б) Анисимовым он продолжал штамповать приговоры в «тройке» при краевом УНКВД.

Его последнее присутствие в ней было зафиксировано 8 июня 1938 года, почти за неделю до его побега.

В конце мая близкий друг Люшкова из Центрально аппарата НКВД сообщил ему, что Сталин приказал его арестовать.

На вопрос японцев, чем он вызвал гнев Сталина, Люшков так ответил с воем объяснительной записке:

«Мне было поручено выявить недовольных чисткой в штабе Особой Дальневосточной армии, которой командует Блюхер.

О положении в армии я должен был докладывать Сталину и Ежову.

Но отыскать порочащие Блюхера факты я не смог и мне нечего было сообщить в Москву.

Поэтому Сталин и Ежов решили, что я заодно с недовольными элементами.

Они задумали вместе с Блюхером подвергнуть чистке и меня.

За время моей работы в Хабаровске с августа прошлого года и до сих пор арестованы за политические преступления 200 тысяч человек, семь тысяч расстреляны.

Это значительно меньше, чем в среднем по стране.

Поэтому в Москве подумали, что я саботажник.

Меня стали подозревать».