Операция «Престол»

Для человека, сделавшего ставку на уничтожение большевизма, соглашение со Сталиным было невозможным.

Когда Риббентроп высказал мысль, что, возможно, придется отдать большинство захваченных на Востоке территорий, фюрер вскочил и гневно закричал:

— Единственное, что я хочу сейчас обсуждать, — это Африка и ничего больше!

Гитлер также отверг очередную попытку японцев добиться мира с Россией и их официальную просьбу о том, чтобы немцы перешли к обороне на Востоке и перебросили основную часть войск на Запад.

— Я понимаю японские резоны, — сказал он послу Осиме. — Это хорошая идея, но ее осуществить невозможно. В такой холодной стране крайне трудно окапываться для обороны…

Когда ранним утром 1 февраля Москва объявила о разгроме немецких войск под Сталинградом, на дневном совещании в ставке Гитлера никто не мог этому поверить.

Однако сам фюрер на этот счет не имел никаких сомнений.

— Они, — заявил он, — сдались официально и абсолютно. Иначе они сплотили бы ряды, образовали маневренную оборону и застрелились последней пулей…

Когда начальник генштаба высказал предположение, что, возможно, Паулюс ранен и потому не может отвечать за случившееся, Гитлер раздраженно ответил:

— Я верю, что все произошло именно так, как было сообщено. Теперь их привезут в Москву, в руки ГПУ, и они отдадут приказ северному сектору тоже капитулировать…

Он продолжал свой монолог, похвалив тех командиров, которые, в отличие от Паулюса, не сдаются, а пускают себе пулю в лоб.

— Это же так легко, — уверял он. — Бояться этого — трусость. Лучше быть погребенным заживо! А в такой ситуации он должен был хорошо знать, что его гибель была бы примером поведения в соседнем секторе. Если он подает такой пример, вряд ли можно ожидать, что другие будут продолжать драться. Больше всего меня расстраивает то, — в запальчивости продолжал фюрер, — что я произвел его в фельдмаршалы. Это последний фельдмаршал, которого я сделал в этой войне. Такого я просто не могу понять. Он мог бы прославить себя, заслужить вечную память народа, а он отправился в Москву…

После поражения на Волге Гитлер уединился в своем бункере в «Вервольфе».

Здесь он ел и спал, рядом с фюрером днем и ночью оставалась только овчарка Блонди. Иногда он приглашал разделить свою скромную трапезу адъютанта или какого-нибудь высокопоставленного гостя из Берлина.

Военачальников фюрер по-прежнему игнорировал. Доходило до того, что на совещаниях он не подавал руки даже многим из своих бывших любимцев.

Со своей стороны, и они чувствовали себя скованными, считая фюрера выжившим из ума тираном…

«Когда я увидел Гитлера после катастрофы под Сталинградом, а я не встречался с ним 14 месяцев, — писал в своих мемуарах генерал-полковник Гейнц Гудериан, — я заметил, что он сильно изменился.

Левая рука тряслась, сам он сгорбился, глаза навыкате смотрели застывшим, потухшим взглядом; щеки были покрыты красными пятнами.

Он стал еще более раздражительным, терял в гневе равновесие, не отдавал себе никакого отчета в том, что он говорил и какие решения принимал.

Окружавшие его люди привыкли к выходкам Гитлера, со стороны же признаки его все большего заболевания становились все более очевидными».

— Трагическая Сталинградская битва, — продолжал надрываться Геббельс, — является символом героического, мужественного сопротивления бунту степей. Она имеет не только военное, но и умственное и духовное значение для немецкого народа. Здесь наши очи впервые узрели подлинную суть войны. Мы больше не хотим тешить себя ложными надеждами и иллюзиями. Мы хотим смело смотреть фактам в лицо, какими бы упрямыми и грозными они ни были…

Услышав эти слова, Алексей подумал о том, как после столь сокрушительного поражения немцы будут относиться к тем фактам, кторые посылал им он.

Хотя чего тут думать!

Если бы не верили, не наградили бы столь высокой наградой.

Чтобы там ни говорили, но военный орден Железного креста являлся высшим орденом Третьего рейха и давался за выполнение особо трудных заданий и проявленную в бою отвагу.

И Алексея очень смущало то, что эту награду он получил в канун Нового года, когда советские войска несли тяжелейшие потери под тем самым Ржевом, который занял такое важное место в радиоигре.

Более того, несмотря на то, что положение постепенно выправлялось, многие части все еще находились в окружении и вели тяжелейшие бои.

Пока радио и газеты молчали о том, что творилось на ржевской земле, но очень скоро Алексей услышит от тех, кто умудирлся уцелеть в этом аду страшные рассказы.

«Лето, жара, безветрие, — рассказывал один из участнико „ржевской мясорубки“, — а впереди — вот такая „долина смерти“.

Она хорошо просматривается и простреливается немцами.

Ни миновать, ни обойти ее нет никакой возможности: по ней проложен телефонный кабель — он перебит, и его во что бы то ни стало надо быстро соединить.

Ползешь по трупам, а они навалены в три слоя, распухли, кишат червями, испускают тошнотворный сладковатый запах разложения человеческих тел.