— Вот этого мне объяснять не надо! — махнул рукой Судоплатов. — Я-то понимаю! А вот поймут ли там! — кивнул он на потолок. — Ты представляешь себе, что было бы, если бы этот самый «Лис» положил вас?
Эйтингон промолчал.
Он знал.
Сталин не простил бы потери бесценного «Людвига» никому, даже самому Берии.
Ну а о том, что было бы с самим Судоплатовым, он старался даже не думать.
Закон вождя был суров, но это был закон, и виновные в провалах наказывались всегда.
Но даже он не мог знать того, что в эту самую минуту Берия стоял навытяжку перед хмурым Сталиным и ожидал самого наихудшего.
— Значит, — задумчиво произнес после долго и поэтому показавшейся нарокму особенно зловещей паузы Сталин, — на патриота попали…
— Да, товарищ Сталин! — подтвердил Берия.
— Хорошо, что все так сошло, — после долгой паузы взглянул на притихшего Берию вождь. — Ну, а ты, Лаврентий, в голосе Сталина послышались стальные нотки, — надеюсь, все понял…
Берия уже открыл рот, чтобы заверить Сталина в своей понятливости, однако тот жестом остановил его.
— Не надо, Лаврентий! И давай не будем нервировать наших товарищей, им и так вчера пришлось нелегко. Позвони им, — кивнул он на телефон, — и передай им мою благодарность…
Берия вынул запсную книжку и, найдя в ней номер конспиративной квартиры в Сокольниках, набрал его.
Судоплатов взял трубку и невольно выпрямился.
— Слушаю, Лаврентий Павлович!
Он слушал Берию целую минуту.
— Спасибо, Лаврентий Павлович! — сказал он и положил трубку.
Он несколько раз прошелся по квартире, потом остановился и взглянул на притихших сотрудников.
— Мат я вам передавать не буду, — улыбнулся он, — а вот благодарность товарища Сталина передам… Ладно, ковбои, давайте отметим это дело!
Офицеры быстро накрыли на стол, и Алексей попросил разрешения произнести тост.
— Я хочу помянуть Колю Еремеева и этого парня, — сказал он, — поскольку на таких ребятах и держится наша страна…
Они выпили и закусили.
— И еще, — взглянул на Судоплатова Алексей, — я прошу вас, Павел Анатольевич, — дать указание похоронить его по-человечески…
— Уж дал, — кивнул тот.
Конечно, все понимали, что идет война и в их опасной работе ничего нельзя предвидеть, и все-таки эта вечеринка получилась невеселой.
Что же касается Алексея, то он еще долго будет помнить этого сержанта, поскольку можно легко забыть человека, которому ты сделал добро.
Но очень тяжело, если вообще возможно, забыть то, что ты, пусть и не по своей вине, убил настоящего русского человека…
Глава XVI
Вечером 18 февраля 1943 года Алексей включил радио и настроился на Берлин, где в этот день выступал доктор Геббельс с програмной речью.
— Военные вызовы, с которыми Рейх сталкивается на востоке, — услышал он лающий голос рейхсминистра, — являются центром всего. Война механизированных роботов с Германией и Европой достигла своей кульминации. Оказывая сопротивление страшной и непосредственной угрозе с оружием в руках, немецкий народ и его союзники по странам Оси выполняют, в прямом смысле этого слова, европейскую миссию. Нашу храбрую и справедливую борьбу с этой мировой чумой не остановить воплями международного еврейства, раздающимися во всём мире. Она может и должна окончиться только победой…
В этот момент в зале послышались громкие истерические выкрики:
— Немецкие мужчины, к оружию! Немецкие женщины, к работе!
Алексей усмехнулся. Он знал, что после разгрома немецких войск на Волге в Германии был объявлен трехдневный траур в честь погибших под Сталинградом.
Были закрыты все увеселительные заведения, в том числе театры и кино.
Рейхсминистр пропаганды начал готовить страну к трудным временам.
Повсюду — на вагонах, стенах зданий, витринах магазинов и даже на деревьях — был расклеен лозунг:
«Колеса должны вращаться только для победы».
15 февраля Геббельс выпустил обращение к рейхсляйтерам, гауляйтерам и армейским штабам с призывом к тотальной мобилизации ради победы.
Не знал Алексей другого.
Например, того, что по Берлину ходили упорные слухи, что Гитлер сошел с ума.
На одном большом приеме жена рейхсминистра Функа якобы сказала жене другого министра, Фрика, что Фюрер ведет Германию к катастрофе.
— Да, — ответила фрау Фрик, — он сумасшедший!
Это мнение разделял известный хирург доктор Фердинанд Зауэрбрух.
Он рассказал друзьям, что во время недавнего визита к фюреру тот казался старым и сломленным и бормотал какие-то бессвязные фразы: «Я должен отправиться в Индию…», «За одного убитого немца должны расстаться с жизнью десять врагов…»
И ничего удивительного в этом не было, поскольку в конце сорок второго и начале сорок третьего года противник одержал победы и на Востоке, и на Западе.
И вместо обещанной им же самим помощи, Гитлер давал отчаянные телеграммы: «Ни шагу назад, войска должны победить или погибнуть».
Но даже столь грозные телеграммы уже не могли изменить ход событий.
Что признал и сам Гитлер, говоря в узком кругу о том, что «бог войны отвернулся от Германии».
Но когда Риббентроп предложил ему вступить в контакт со Сталиным через советского посла в Стокгольме Александру Коллонтай, Гитлер устроил самую настоящую истерику.