— Успеете к своему ювелиру! — махнул рукой Иванов. — Сегодня надо покончить еще с одним делом…
Заметив вопросительный взгляд Алексея, он добавил:
— Нам надо примерно наказать одну семью, которая намеревается уехать в Совдепию…
Для Алексея давно уже не было секретом то, что война разделила эмигрантов на два непримиримых лагеря.
Сначала отношение к сторонникам победы СССР было отрицательным, и чаще всего их даже не пытались отговорить, а просто убивали.
Так наемным убийцей-китайцем был убит эмигрант Мамонтов, агитировавший соотечественников в пользу сбора средств для СССР и разоблачивший эмигранта Хованса как агента японской жандармерии.
Китайский суд Шанхая приговорил Хованса к пятнадцати годам тюрьмы, но через несколько недель, под давлением японцев, оправдал его.
Чуть ли не на следующий день Хованс, как ни в чем не бывало, занял свое привычное место в японском морском штабе по делам европейцев.
Особым объектом внимания японских спецслужб были советские учреждения, главным образом консульство в Харбине.
Около консульства, наискосок через улицу на углу стояла деревянная будка с тремя окнами.
Окна заклеены грязной газетной бумагой. В бумаге — посередине дырка.
В этой будке сидели «наблюдатели», русские парни, служащие японского жандармского управления, которые высматривают, кто ходит в советское консульство.
Советский консул приказал забить решетку ограждения здания фанерой, чтобы «наблюдатели» не видели, что делается во дворе и у подъезда.
В ответ японцы поострили рядом с этой будкой трехзэтажный домик с высокими окнами.
— А что вы имеете в виду, — спросил Алексей, прекрасно зная ответ, — под примерным наказанием?
— Смерть! Что же еще? — удивленно пожал плечами Преклонский-старший. — Не воспитательную же беседу! И расстрелять их надо на виду у всех, когда они приедут на вокзал! А теперь давайте подумае, как нам лучше провести операцию…
— Думать будете без меня! — ледяным тоном произнес Алексей. — Я дворянин и офицер, а не наемный убийца, режущий из-за угла! Я понимаю, что вы, Иван Владимирович, все еще никак не можете поверить в то, что я не из НКВД и наивно полагаете, что если это так, то я распущу слюни и откажусь убивать честных русских людей, решивших вернуться на родину в трудную для нее минуту! И вы, получив неопровержимые доказательства моей работы на НКВД, вздохнете свободно! Это происходит только потому, что вы ничего не понимаете в нынешней России и уже тем более в НКВД! Поверьте мне на слово, прошедшему тюрьмы, зоны и лагеря, что для работающих в НКВД людей такого слова, как совесть, не существует в природе. Иначе, они никогда бы не работали там! И уж что-что, а убить человека для них не представляет никакого труда, особенно, если они уверены в том, что это убийство идет на пользу дела! Вы не могли придумать ничего лучшего, чем подставить ко мне Наташу и попытаться через нее, выражясь языком нэкэвэдэшников, расколоть меня!
Алексей обвел долгим взглядом внимательно слушавших его дядю с племянником и тем же ледяным тоном продолжал:
— Я прекрасно понимаю ваши опасения, но в то же время прошу запомнить, что наемным убийцей я никогда не буду, чтобы вы об этом не думали! Неужели вы думали, что я поверю в то, что у вас нет для этих целей обыкновенных бандитов? Я понимаю затею с Чаньчунем, поскольку там, действительно, нужны опреленные навыки, которым я, к сожалению, был вынужден научиться в роли уголовника Графа. Но это вовсе не означает того, что я пойду стрелять в беззащитных женщин и детей! А тебя, Евгений, — после небольшой паузы закончил свой монолог Алексей, — мне следовало вызвать на дуэль за твой великолепный сюрприз. Ну, ладно Совдепия, — поморщился он, — там некому деградировать, но вам, аристократам, не пристало уподобляться нэкэвэдешникам…
Преклонский-старший был настолько озадачен этой искренней речью, что даже не нашел сразу, что ответить.
Евгений слегка побледнел, но сдержался и так и не промолвил ни слова.
Что бы там не говорили о целях и средствах, но ему, дворянину не пристало опускаться до жандармских игр.
— Алексей, — обрел, наконец, дар речи Иванов, — ты, конечно, прав, но нельзя забывать и о том, что сейчас стоят совершенно другие времена и…
— Наличие чести не зависит от погоды! — позволил себе перебить его Алексей.
— Да, все так, — поморщился Преклонский, — но если так пойдет и дальше, то очень скоро в Харбине не останется русских!
— Так это же прекрасно! — усмехнулся Алексей. — И в первую очередь для нас!
— Интересно бы узнать, почему? — удивился Иванов.