Операция «Катамаран». Падение. После похорон

— Приблизительно год. Я ничего не умела, когда умер Гуннар, мой муж. Я попросила стипендию, три года работала и училась у адвоката. Получила свидетельство. Потом попала в муниципалитет. Мне повезло, особенно, если подумать о тех, кто ищет работу. Я с ума сошла тогда от радости.

Ирис Хансен переменила тему разговора, расправила плечи и постаралась улыбнуться:

— Да и не так уж сейчас все плохо. Всегда нервничаешь, когда находишься в неизвестности.

Школьный психолог Петерсен, назначивший Анне встречу, протянул ей руку и пригласил в кабинет, во многом похожий на ее собственный. Письменный стол, стол для совещаний, немного картин на стенах, ничего лишнего, только то, что необходимо. Ему было около пятидесяти лет. Немного сгорбленный, с зачесанными назад редкими волосами, со слабым, хрипловатым голосом, он сразу не понравился Анне. Петерсен был одет в вельветовые брюки, зеленую клетчатую рубашку, застегнутую наглухо. Ее бы следовало носить открытой. Анна рассердилась: здесь ее вечное внимание к деталям ни к чему, здесь она была клиентом. Он предложил сигарету, взял сам, когда она отказалась, потом открыл журнал.

Тот же порядок, тот же ритуал во всех официальных кабинетах и приемных. Человеческие судьбы в журналах и папках лист за листом безжалостно раскрывают все, что человеку не удалось, невзирая на материальное благосостояние и нарядные вывески.

— Вот дело Пера, — наконец произнес Петерсен.

— Дело? Что случилось? — спросила Анна напрямик. Быстрее, чем, по всей видимости, рассчитывал психолог. Она всегда считала, что нужно сразу пытаться понять главное, что бы оно ни несло в себе.

— Вы живете только вдвоем?

— Да, — подтвердила Анна.

— Давно?

— Уже два года.

— После прекращения супружеской жизни?

— После развода. Но это все равно, — она тем не менее поправила его.

— Причина? — начал он. Этот вопрос подтолкнул Анну вступить в разговор, необходимый психологу как пролог к серьезному диалогу.

— У моего мужа было желание вступить в брак с другой женщиной, у меня было желание прекратить наш брак. Наши желания совпали.

— В тот раз, — вмешался Петерсен.

— Что вы хотите сказать? — удивилась Анна этому заявлению. Она пришла говорить о сыне, а не о своем разводе. Будто этого недостаточно. Петерсен попытался объясниться:

— Обычно человек решается на развод и думает, что знает все последствия. Он даже согласен принять их. А потом все идет хуже и хуже, и не хочется признать, совершил ты ошибку или недооценил последствия. Человек торопится, а чувства, подлинные, реальные, часто не успевают за его поступками. В этом отношении он становится похож на неискреннего актера. Человек, возможно, раскаивается, хочет понять и признать действительность и не может сразу. Разве я не прав?

Его болтовня раздражала. Она хорошо понимала, что ей предназначена роль кулисы в театре.

— Вряд ли этот разговор теперь важен, — вмешалась она, взяв себя в руки, чтобы не обнаружить раздражения. Но тон выдал ее, и он это сразу почувствовал.

— Ваш муж, Йеппе Нильсен, архитектор в Копенгагене?

Наверное, Пер рассказывал об отце. Она почувствовала себя задетой, не привыкла, чтобы ее встряхивали. Она сама умела применять ту же тактику, сидя по другую сторону стола.

— Я должен узнать побольше о ваших делах и вашей жизни, чтоб понять поведение Пера в школе. Он же не изолированный человек. Он живет и учится вместе со всеми, кто его окружает. Вы сами это понимаете. Вы тоже обращаетесь в своих делах к психологии, ищете мотивы преступления.

— Да, — устало согласилась она. У нее стучало в висках.

— Я знаю из газет, что вы эти дни очень загружены.

— Есть немного.

— Пер тоже это знает. Мальчик чувствует, что вам трудно здесь на новой работе.

— Трудно?

Анна была поражена. Петерсен буквально сразил ее. Она испугалась, что вот-вот потеряет сознание. Лишь бы не упасть и не сломать шею. Неужели Пер так далек от нее?

— Он бережет вас. Ему самому нелегко. Может, вам поговорить с ним?

— Мы разговариваем, когда мы вместе, и я не представляла себе, что ему трудно, — она безрезультатно пыталась казаться убежденной.

— Мальчику достаточно тяжело. Не забывайте, что он далеко от отца.

— Он сказал об этом?

— Нет, он этого не говорил. — Петерсен внимательно смотрел на Анну, закуривая еще одну сигарету. — Какие отношения были у Пера с отцом до того, как вы переехали сюда?

— Достаточно хорошие.

— Что значит достаточно?

— Они виделись пять-шесть раз в месяц. У нас не было никаких установленных дней. Пер мог поехать к отцу когда хотел. Йеппе всегда мог позвонить и договориться о встрече.

— А потом вы уехали, — заметил Петерсен.

— Конечно, я уехала. Разве я была прикована к месту? — Она пыталась засмеяться над глупым вопросом.

— Нет, конечно, но Перу 13 лет, возраст, когда мальчики, даже не сознавая, очень нуждаются в отце, пытаются подражать ему. Ваш отъезд в Эгесхавн увеличил разрыв между Пером и отцом. К тому же мальчик очень любит вас. Он сам не свой в школе. О нем говорят как о грустном и сосредоточенном в себе ребенке. Так бывает не каждый день, но почти каждый.

Анна промычала что-то.