Операция «Аврора»

– Нюша, перестань! – сказала Елизавета Андреевна. – Без тебя справятся.

– Но я тоже могу! Как с молочницей торговаться, так: Нюша, где ты? А как важное дело делать – так перестань?!

– Анна Петровна, ваша помощь тоже пригодится, только не сейчас, – попытался успокоить девушку Давыдов.

– А когда же? Если меня с пятницы возьмут на службу…

– Никакой службы! – твердо решила Елизавета Андреевна. – С Божьей помощью, Вася будет зарабатывать достаточно, чтобы ты могла учиться, а не сидела по двенадцать часов в день, тыкая эти проводки в гнезда и выслушивая всякий вздор.

– Да, работа телефонной барышни не из легких, – согласился Давыдов. – Но я слыхал, что они очень быстро выходят замуж. А у вас, Анна Петровна, прелестный голосок…

– Вот и я говорю: нужно на всем экономить, чтобы Анюта брала уроки сольфеджио, – вмешалась Верочка. – А потом можно найти место в церковном хоре. Деньги небольшие, зато…

– Зато спасу свою бессмертную душу! Нет, это все просто невозможно! В театр вы меня не пустите, я знаю, так что же мне – в цыганский хор убежать?! И убегу – цыгане меня не выдадут!

– Очевидно, свои представления о таборе вы взяли из пушкинских «Цыган», – предположил Давыдов. – Вера Петровна, передайте, пожалуйста, пастилу. Приятно вспомнить детство…

Но тарелку с пастилой поставила перед ним Анюта, и Денис понял, что пора спасаться бегством.

Тут ему невольно помог сам Никишин, который засобирался на дежурство. И Давыдов, уговорившись с Верочкой о встрече, ушел вместе с хозяином дома.

– На Пречистенскую набережную? – спросил Денис.

– Да.

– Далековато ехать.

– Ох, и не говорите! Сколько на извозчика потратишь…

– Едем вместе! – вдруг решил Давыдов. – Посмотрю, что за Ефросинья такая.

– Так вы ее не увидите, – покачал головой Никишин. – Она сиднем в кресле сидит, даже к окошку не подходит.

– А вся Москва ей визиты наносит? Что, и ночью?

– Некоторые дамы приезжают ночью. Прошмыгнет такая, в шубейке обтерханной, вроде как из простого сословия, потом выскочит, в Зачатьевский свернет, а ее там автомобиль дожидается. Шалят дамочки!..

Доехав до набережной, Давыдов удивился: сколько там, оказывается, понастроили особнячков, один другого милее, и напрочь истребили старые домишки.

– И что, так и ходите дозором? – спросил он Никишина. – Тут же и укрыться негде.

– Зачем? Нам же не парадное крыльцо требуется, а черный ход. Хотя и за парадным приглядываем. Фасад дома глядит на реку, там, на набережной не укроешься, а черный ход – с Нижнего Лесного переулка, со двора. А переулок – сами знаете, всякие закутки имеет.

– Она ведь не весь дом нанимает?

– Только квартиру в первом этаже. Второй стоит пустой. Еще в первом этаже живет отставной генерал Феоктистов с большим семейством. Я так полагаю, это он господину Кошко нажаловался, что всякая шушера по ночам к Ефросинье бегает. Генерал – уж такой генерал, что дальше некуда. Бородищу надвое расчесывает, а она у него – как веник. Расчешет – так выходит чуть ли не шире плеч. А шествует с тростью на прогулку – все извольте расступаться. Но у Феоктистовых свой черный ход. И по ночам к ним гости не ездят. Такого гостя генерал бы собственноручно пристрелил.

– Побольше бы таких генералов, – проворчал Давыдов. Он хорошо знал эту породу несгибаемых старых служак с очень простыми понятиями о верности и чести.

* * *

Напарник Никишина уже прохаживался в переулке.

– Это Митрич, – сказал Иван. – Очень хороший, надежный товарищ. Сам вызвался. У него подозрения насчет одного мошенника, так хотел бы взять с поличным.

– И мы сейчас будем бродить взад-вперед, как привидения? – спросил Давыдов.

– Прогуливаться, Денис Николаевич. Ничего, скучно не будет! О, вот, глядите, и визитеры…

К воротам подкатили извозчичьи санки, из них выбрались два господина, скорым шагом вошли во двор.

– Я лиц не разобрал, – пожаловался Давыдов.

– Это оттого, что мы под фонарем стоим. А нам надо наблюдать из темноты. Ну и, опять же, дело привычки.

– Ну, скроемся во мраке…

Апрельский снег уже не скрипел, а чавкал под ногами.

– К утру приморозит, будет скользко, – сказал Никишин. – Но мы тут до самого утра торчать не станем. Вот такая у меня сейчас служба, Денис Николаевич. А больше податься было некуда. У меня, видите ли, заболевание: пишу неправильно, ни в одну канцелярию не возьмут.

– То есть как?

– А так. Все правила грамматики наизусть знаю, когда другой напишет с ошибками – сразу вижу а сам берусь писать – рука черт-те что выводит. Потому и в гимназии сперва из чистого милосердия держали. Потом, конечно, выгнали. Про заболевание я позже узнал, и то случайно. А думали: рассеянный, лентяй, дурака валяю…

– Тяжко же тебе пришлось!

– Да уж…

Давыдов подумал: что же Осведомительному агентству делать с таким приобретением? Но слово сказано – отступать некуда.

Они отошли к темной стене соседнего дома и для постороннего взгляда пропали из виду – слились с этой стеной.

– А потом, когда Митрич пойдет к набережной, мы тут взад-вперед прогуляемся. И за разговором время скоротаем, – словно извиняясь на скуку своего ремесла, сказал Никишин. – Вдвоем-то веселее.