Операция «Аврора»

Душа отозвалась на голос. Андрей встал, как если бы звучал государственный гимн. Он подтянулся, расправил плечи, подбородок сам собой немного вздернулся – Голицын держал равнение на незримую звезду. Ему было все равно, что подумает публика в зале.

Давыдов посмотрел на него и вдруг все понял. Он тоже встал – плечом к плечу с другом. Встал точно так же – словно в строй. А дальше началось то, чего предвидеть Долматовский никак не мог, – в разных концах зала поднимались офицеры. Пожилой флотский капитан, два молоденьких артиллериста, конногвардеец, «черный» александрийский гусар…

Есть вещи, которых умом не понять, но они передаются, словно радиоволны господина Маркони, незримо пронизывают пространство, и откликается тот, чья душа настроена на прием этих волн.

Все они стояли сейчас в одном строю.

Твоих лучей небесной силою
Вся жизнь моя озарена.
Умру ли я – ты над могилою
Гори, сияй, моя звезда!
Умру ли я – ты над могилою
Гори, сияй, моя звезда!..

Последние слова Долматовский не пропел, а скорее прошептал. И наступила тишина.

– Да… – сказал Давыдов, наверное, сам себе.

– Да, – подтвердил Голицын.

Они справились. Они разогнали мрак, и теперь звезда уже никогда не погаснет. И пусть никто не знает, какой ценой им это далось, – но присутствие немеркнущей звезды ощущают все.

Долматовский шел к ним через притихший зал, сам немного озадаченный впечатлением, которое произвел на публику.

Он хотел пошутить насчет задуманного обмывания чинов и орденов, но лица друзей были серьезны. И вдруг Долматовский осознал: не просто блестят в лучах электрических лампочек коротко стриженые светлые волосы Голицына, это ранняя седина! И белый фамильный локон на лбу Давыдова – предвестник того серебра, что уже проглядывает на висках.

– Спасибо, Давид, – сказал Голицын слегка севшим голосом. – Ты молодец!

– Мне тоже понравилось, – поддержал Давыдов, и на лице его забрезжила тень улыбки. – Как будто ангел пролетел!..

– У меня есть тост, господа! – Андрей решительным движением разлил по рюмкам коньяк. Денис и Давид взяли каждый свою и приготовились слушать.

Подняв рюмку, Голицын хотел было сказать: «Я хочу выпить за звезду России…» Но внезапно он понял: получается нелепица. При чем тут коньяк, при чем тут английское слово «тост»? Вот у Долматовского получилось – так спел, что все эту звезду России над головой увидели, и ничего тут ни прибавить, ни убавить.

– Тост… – повторил Голицын. Дальше следовало сказать: за Отечество, за его будущее, и за то, чтобы мы все вместе честно это будущее строили, каждый служил на свой лад, кто – дивным голосом, кто – изощренным разумом, кто – всей своей жизнью…

И тут его осенило.

– За тех, кто на страже, – тихо сказал он. – За тех, без кого… ну, в общем…

Он хотел завершить красиво: за тех, без кого нет Отечества. Но вдруг застеснялся.

– За тех, кто на страже, – повторил Долматовский. – Этого довольно.

А Давыдов впервые за все эти нелегкие дни улыбнулся.