Операция «Аврора»

– В состоянии! Не смейте тратить деньги. Эта встреча – по служебной надобности, я ее и оплачиваю.

Высадив Никишина у вокзала, Давыдов поехал домой – устраивать быт. У самых дверей он столкнулся с Нарсежаком.

– Отыскал я знатока слуховых труб! – весело сообщил Федор. – Совсем старый дедок, но бодрый и много помнит. Какие у господина Балавинского планы на ближайшие дни?

– Это я сейчас выясню, – пообещал Денис.

Он уже наловчился разговаривать с Гольдовским особым голосом – голосом человека, изнемогающего от смертной скуки бытия. Это срабатывало: Олег тут же принимался звать на всякие встречи.

– Послушай, Денис, ну, сколько можно? – спросил искаженный телефонной линией голос. – Или мы завтра идем к Балавинскому, или ты будешь еще неделю ныть и тосковать!

– А что такое?

– Он на Пасху со всей семьей уезжает в Тверь к родне.

– Заранее едет?

– Ну конечно! Там тетка богатая, грех не приласкаться.

– Знаешь что? Давай сразу после пасхальной седмицы.

– Лучше бы раньше. После Пасхи у нас кое-какие дела затеваются… – неуверенно сказал Гольдовский. – Хорошо бы пораньше, понимаешь? А то ты для всех будешь еще чужой. Ты же в ложу еще не принят, даже разговоров о том не было.

– Давай я перед Пасхой исповедаюсь, причащусь и с чистой совестью к вам явлюсь, – предложил Давыдов. И стоял на своем до последнего.

Нарсежак слушал и посмеивался.

– Артист вы, господин капитан, – наконец сказал он.

– Станешь тут артистом… – проворчал Давыдов. – Слушайте, Федор, вы человек опытный, дайте совет. Я на днях иду в гости в очень небогатое семейство. Что бы такого принести, чтобы никого не обидеть: вот, мол, притащился барин с милостынькой?

– А дамское сословие там будет?

– Будет…

– К застолью тогда лучше хороших конфет и цукатов от Константинова прихватить, пастилы, медовых пряников. Но в меру! Чтоб не пудовый мешок. Еще дамы в небогатых семействах утешаются комнатными цветами. Привезите им горшок с чем-нибудь этаким, чего натощак не выговоришь. Но чтобы с цветочками! Кактуса они не поймут. И хватит для первого знакомства. Потом уж, если понадобится, придумаете и дорогие подарки… – подмигнул Нарсежак.

– Это не то, что вам кажется, – возразил Денис.

– А ничего мне не кажется, – усмехнулся Федор.

– Кто у нас присматривает за квартирой Балавинского? – решил сменить тему Давыдов.

– Презабавный тип. Я так думаю: медвежатник на покое. А прозвание ему – Сидор Карпович. Его рекомендовал сам Доренко! А Доренко в городовых чуть не сорок лет прослужил, он всю эту братию знает, как облупленных. Я думаю, наш Сидор Карпович всякие тайные полицейские задания уже лет двадцать исполняет.

– На покое, говоришь… А чем кормится?

– Чинит всякую механику, в хорошую погоду с точильным колесом выходит. Очень это для топтуна подходящая штука – точильное колесо.

– Еще кто?

– Красавчик. Молоденький совсем жулик. Но что-то такое сотворил – при одном имени Кошко башку в плечи втягивает, как черепаха. Вот он-то пленяет горничных и белошвеек.

– И Машу уже пленил? – уточнил Давыдов, имея в виду горничную Балавинских.

– Такое задание дадено, – подтвердил Нарсежак. – Да она балованная. Может, мне тряхнуть стариной? Я с горничными умею обращаться.

– Никто в здравом уме и твердой памяти не прозвал бы вас Красавчиком, господин Нарсежак, – покачал головой Денис. – А им подавай прекрасного телеграфиста или душку военного… В общем, садимся и планируем атаку на опустевшую квартиру Балавинского. Пункт первый: привезти сюда знатока слуховых трубок. Пункт второй: выписать из Питера двух опытных стенографистов. Это я беру на себя. Пункт третий: Сидор Карпович… Нет! Пункт третий – узнать, кто в том квартале трубочист. Трубочист знает, как расположены каминные и печные трубы.

Затем – добыть ключи от двери, ведущей на чердак… Сколько дверей ведет на чердак?

– В доме два парадных и две черные лестницы. Стало быть, и двери – две. Если только…

– Что?

– Там одна квартира на третьем этаже – целые хоромы. Может, у хозяев есть своя собственная лестница? Сделать ее нетрудно – пробить люк в потолке…

– А зачем?

– Не всякое белье прачке отдают. То, что стирают дома, обычно сушат на чердаке. Но я пошлю туда Крапивина, пусть разберется… И заблаговременно велю притащить на чердак стулья.

– Точно!

* * *

На следующий день Давыдову донесли: английский консул Ходжсон был доведен топтунами до входа в «Эрмитаж». Внутрь они не попали.

– Вот и поди знай, с кем у него там рандеву! – расстроился Денис. – Гераська-то еще не настолько освоился, чтобы следить и запоминать.

Но тут он был неправ. Выяснилось это, когда Давыдов нарочно вызвал с черного хода Гераську, чтобы показать ему фотографическую карточку Ходжсона.

– А он с тем усатым господином сидел, что вы давеча показывали. Усищи – во, плешь – во! Говорили по-аглицки. Только этот больше говорил, а усатый – кивал.

По описанию усатый больше всего был похож на Балавинского.

Насколько Давыдов понимал ситуацию, тем для беседы могло быть две: или Ходжсон проявлял интерес к кадетской партии, или ему понадобились московские масоны. И неизвестно, что хуже…