В центральном лагере к марту 1942 года, к моменту, когда я туда возвратился, из 30 тысяч пленных осталось около 15 тысяч. Часть из них была отправлена в другие лагеря нашей страны и Германии, остальные либо замерзли, либо погибли от голода и болезней. Морозы в марте уменьшились, но пленным легче не стало. Они до предела были истощены. Дважды в день их уже кормили баландой, но чтобы ее получить, нужно было от барака до кухни пройти попарно 200–250 метров в длинной очереди по узкому проходу, огороженному колючей проволокой. Истощенные, продвигаться в очереди они были уже не в силах. Бывало, подтолкнут беднягу сзади – и он падает на землю. Тут же подбегают охранники, добивают его и оттаскивают труп к стене. За зиму на свалке у стены образовались целые штабеля мертвых тел.
Когда под конвоем я прибыл в центральный лагерь военнопленных, передо мною открылась страшная картина. Я увидел живых мертвецов, скелеты, обтянутые кожей. Жить некоторым оставалось не более двух дней. Я стоял, удрученный мыслью о том, что же ждет меня в ближайшие дни. Я думал, что разделю участь остальных узников. Стою и думаю: «Вот теперь мне каюк!» Вдруг ко мне подходит полицейский лагеря, украинец, и говорит следующее:
– Ты еще имеешь человеческий облик. Если хочешь уцелеть, поступай к нам в полицию. У нас есть вакансия на одного человека.
Я отказался и сказал, что в полицию поступить не смогу.
– Почему? – спрашивает он.
– Неизвестно, чем кончится война, – ответил я. – Скорее всего, победит наша армия. Если я пойду в полицию, жизни на Родине мне не будет.
– Ну что ж, это твое дело. Поступай, как знаешь, – ответил полицейский.
На этом мы разошлись. На второй день в лагерь явился немец, чтобы набрать группу из 30 человек на работу по разгрузке и сортировке трофейных русских снарядов и мин, захваченных в боях. Я попал в эту группу, так как по виду еще мог работать. База с трофейным оружием находилась на окраине Вязьмы. Рядом проходила ветка железной дороги на Калугу. Часть снарядов и мин мы закапывали в землю, а часть складывали в специальные штабеля. Немцы планировали использовать их для стрельбы из наших же трофейных пушек. Так же поступали и в нашей армии. Когда на поле боя после отступления немцев оставались пушки и снаряды, их использовали для стрельбы по немецким позициям.