В феврале 1942 года произошло еще одно важное событие. Как-то вечером, между 8 и 9 часами, когда еще нас не запирали снаружи, в барак зашел человек в форме немецкого офицера. Поздоровался на чистом русском языке и спросил нас, как мы живем, как настроение. Мы не знали, что и думать. Не зная, что перед нами переодетый советский разведчик, мы ответили, что все в порядке, живем хорошо. Все мы приняли его за немца. Он задал еще пару вопросов и ушел. Доносчик догадался, что это не простой немецкий лейтенант, быстро вышел – и в штаб. В бараке появился начальник лагеря, немецкий полковник. С ним был переводчик. Начальник лагеря начал кричать, почему, мол, мы не задержали русского шпиона. С какой целью в наш барак заходил наш разведчик, мы так и не узнали. И только уже в 70-е годы, читая книгу по истории Великой Отечественной войны, я узнал, что в это время руководством нашей армии готовилось наступление в районе Вязьмы. Работала наша разведка.
Среди немецких солдат были разные по моральному облику люди. Пожилые немцы, а также выходцы из рабочего класса сочувствовали пленным. Мы это ощущали, когда они охраняли нас во время работы. Бывали случаи, когда пожилой немец, наблюдая за работой пленных, изнуренных тяжелым трудом и голодом, говорил: «Арбайтен зи лангзаммер» («Работайте медленно»). Но такое было редко. В абсолютном большинстве немецкие солдаты ревностно исполняли свой долг и требовали от русских пленных напряженного труда, без исключений. За любой случай, когда немецкому охраннику казалось, что пленный работает слабо, применялась дубинка или другой способ принуждения» (9).
Не могу спокойно печатать эти строки, ведь отец был одним из этих пленных! Не только свидетелем, но и живым участником описываемых им событий. Что чувствовал он в эти минуты, на что надеялся? Наверное, все-таки надеялся бежать и продумывал возможные варианты побега. То, что он описывает дальше, подтверждает, что он не сломался. А дальше его ждали более тяжелые испытания.