Он уже идет

Броха ухитрялась достойно вести хозяйство на скромный заработок мужа, а он все свободное время проводил над книгами. Ворота учения потихоньку, со скрипом, начали вновь отворяться.

Прошло несколько лет. Зяма заматерел, неожиданно быстро расплылся, оброс бородой, гибкий юноша превратился в солидного мужчину, выглядевшего старше своих лет. Да и Броха порядочно раздалась, напоминая собой конус, обращенный широкой стороной вниз. Роды не щадят женскую фигуру, расширяют бедра, оттопыривают все, что сзади ниже талии, наливают полнотой подбородок.

Зяма не замечал перемен во внешности жены. Она для него была единственной разрешенной Богом женщиной во всем мире. А раз так, какая разница, где прибавилось жира и насколько набрякли мешки под глазами от бессонных ночей, проведенных возле люльки с хныкающим младенцем?

Любил ли Зяма Броху? Хороший вопрос! И в нем стоило по-настоящему разобраться. Зяма много раз задавал его себе и не раз пытался ответить на него с максимальной честностью. Вокруг столько болтали о любви, разумеется, плотской, между мужчиной и женщиной, пусть даже в самом возвышенном, супружеском виде, но все равно приземленной. Юношей он пропускал мимо ушей эти разговоры простонародья; порушу, сосредоточенному на возвышенном, они казались грубым унижением самого слова «любовь».

Любовь… что они понимают в любви? Зяма любил запах старых книг, любил разбирать сложные комментарии, любил молиться, любил Тору и надеялся, что любит Бога. А жена, женщина – это, в общем-то, лишь помощник на жизненном пути. Помощник важный, очень удобный и существенный, иногда приносящий немалое наслаждение. Но любовь… разве любит балагула колеса своей телеги?

Это Броха была обязана его любить, ведь именно он сделал из нее сосуд. Не в грубом, примитивном смысле, как его понимают неграмотные люди. Превратив ее из девушки в замужнюю женщину, он открыл для нее прежде закрытые источники Божественного света.

«Впрочем, колеса, – думал Зяма, – неточное сравнение. Я люблю Броху, как балагула любит свою лошадку. Да, меня переполняют теплые чувства, когда я думаю о жене, да, мне важны ее здоровье и хорошее настроение, и я готов пожертвовать многим, лишь бы моя лошадка была довольна жизнью. Но можно ли назвать это любовью?»

Мысли мыслями, сомнения сомнениями, но в чужую голову еще никому не удалось проникнуть. Для всех окружающих Зяма и Броха были идеальной парой, и вечный старичок, наставлявший женихов перед свадьбой, приводил их в качестве примера для подражания.

Дом Зямы и Брохи находился возле одной из площадей Курува, где возвышалась главная синагога, перед которой обычно проводили обряд бракосочетания, ставили хупу. По дороге на площадь свадебные процессии не могли миновать их дом, и Зяма с Брохой всегда выходили на крыльцо приветствовать жениха и невесту. В память о своей женитьбе, отмеченной необычными обстоятельствами, они брали авдальные свечи, как это было на их хупе, и, прикрывая руками от ветра трепещущие огоньки, благословляли жениха и невесту.

Смотрели Зяма и Броха не на процессию, а друг на друга, и казалось, жар пламени свечей проникал прямо в их души. Сами того не сознавая, они стали добрым предзнаменованием, хорошей приметой для новой пары, и поэтому свадебные процессии вовсе не случайно проходили именно по их улице.

С годами характер Зямы становился все покладистей, а Броха, наоборот, дальше и дальше уходила от девичьей мягкости. Чрезмерная снисходительность мужа начинала ее раздражать. Ей без конца хотелось его поправлять, ведь ошибки и промахи были видны как на ладони. Увы, со своими замечаниями Броха частенько садилась в лужу.

Как-то раз Залман вернулся из поездки в расстроенных чувствах.

– Я ведь совсем с ним не знаком, – повторял он, рассказывая жене про устроенную ему подлость. – И даже не успел сделать ему ничего хорошего! Почему же он повел себя столь низко и недостойно?

– Ты оговорился, – поправила его Броха. – Не успел сделать ему ничего плохого.

– Вовсе нет, – махнул рукой Зяма. – Именно хорошего. Люди ведь не любят, когда им делают добро.

Вместо ответа Броха с озабоченным видом потрогала лоб мужа.

– Зямчик, ты хорошо себя чувствуешь?

– Вполне хорошо, а почему ты спрашиваешь? И почему проверяешь у меня температуру?

– Потому что ты говоришь странные вещи.

– Они странные лишь на первый взгляд, Броха. Люди не любят чувствовать себя должниками, а доброе дело воспринимают как долг, требующий возврата. Если человек порядочный, он старается вернуть добро – если не выходит тому, от кого получил, то кому-нибудь другому.

А люди низкие начинают искать причину, освобождающую от возврата долга. Самый простой и чаще всего используемый выход – очернить дарителя. Мол, он такой негодяй, что ему не полагается ничего возвращать. Я с этим сталкиваюсь постоянно в своей работе и уже перестал удивляться.

– Какой же ты умный! – ахнула Броха. – Мне такое и в голову не могло прийти.

– Ну, – скромно потупился Зяма. – Это ведь не мои мысли, я только повторяю слова великих людей.