Он уже идет

– Ну, как хочешь, – тут же отстал Стас. – Мое дело предложить.

Мендель сидел еще с полчаса, допивая водку. Она и в самом деле была хороша. Чистая, крепкая, огнем текла по жилам и почти не ударяла в голову. Видимо, очищал ее поляк на совесть, не спешил, не экономил.

Мысли о дополнительном заработке не дали Менделю заснуть. Вернувшись в номер, он долго ворочался с боку на бок, и кровать жалобно повизгивала под весом его большого, грузного тела.

У всякого еврея хватает забот, и ото всех забот помогает только одно лекарство – деньги. Свое предложение Стас сделал как нельзя вовремя, Менделю именно сейчас были позарез нужны пять-шесть сотен золотых, которых взять было абсолютно неоткуда.

А риск… риск, конечно, был, но и в самом деле небольшой. Кроме Залмана никто точно не знал, сколько водки они брали с собой в каждую поездку. И тем более никто не мог подсчитать, сколько ее продавали в десятках шинков. Конечно, реб Гейче все записывал в конторскую книгу, чтобы потом платить налоги, но между записью и реальной жизнью существует зазор, куда вполне помещалась еще одна бочка.

Говорить с Зямой обо всем этом не имело никакого смысла. Насколько Мендель успел его узнать, он был прямой, как угол дома. Уговорить Залмана мог лишь один человек на свете – Броха. И, вернувшись из поездки, балагула отправился прямо к ней.

– Это очень интересное предложение, – по-мужски ответила Броха. – Но опасное. Нужно хорошенько его обдумать. Дай мне неделю.

Мендель ушел от Брохи обнадеженным. Он успел сжиться с мыслью о дополнительном заработке, прикинул, сколько будет ему доставаться, и понял, что недостающие шесть сотен золотых он соберет за три месяца. А потом… сияющее пространство безбедного «потом» манило и тревожило грубое сердце балагулы. Он с нетерпением отсчитывал дни, дожидаясь назначенного Брохой срока, пока его не вызвал к себе Залман. До утра он сидел в конторе винокуренного заводика, а после обеда уходил в синагогу.

– Жене надо что-то перевезти, – сказал Залман, явно торопясь покинуть контору. – Ты бы не помог?

– Конечно, конечно, – замирая от радости, воскликнул Мендель. У него не было ни малейших сомнений в том, для чего Броха хочет его видеть.

– Сделаем так, – с порога объявила Броха. – Зяма ни о чем не должен догадываться. Начиная с ближайшей поездки ты будешь ставить на телегу еще одну бочку. Пустую, на всякий случай. Вдруг одна из полных треснет, или потечет, или мало ли какой случай в дороге. Должна быть запасная, куда перелить товар.

– Разумно, – согласился Мендель. – Правда, ничего такого до сих пор не бывало, бочки дубовые, крепкие…

– А вдруг? – перебила его Броха. – Стоит ли рисковать дорогим товаром? В любом случае ты уже завтра поделись с Зямой своими опасениями и скажи, что хотел бы подстраховаться. Ничего подозрительного в этом нет.

– Хорошо. А что дальше?

– Дальше очень просто. На постоялом дворе у Дарека ночью ты вместе со Стасом меняешь пустую бочку на полную. А потом втихаря от Зямы продаешь ее шинкарям чуть дешевле, чем обычно. Но с условием держать язык далеко за зубами. Шинкари люди ушлые, за грош мать родную продадут. Хоть и смекнут, что дело не совсем чисто, но будут брать и молчать. А вот от тебя, Мендель, многое зависит. Многое, если не все. Сумеешь?

– Думаю, что сумею, – ответил Мендель. – Уверен, что сумею.

С того дня начались «семь сытых лет» в семье Зямы и Брохи. Под шорох страниц, под смех подрастающих детей, под шелест листопада и раскаты летних гроз.

«Вот она, моя жизнь», – иногда думал Зяма, возвращаясь в субботу вечером из синагоги. Курув светился желтыми и розовыми огнями окон, всхрапывали в сараях лошади и коровы, неземной чистоты звезды холодно переливались в черном небе.

«До чего же хорошо, – думал Зяма. – Хорошо вдыхать этот воздух, украшенный ароматами субботних блюд, хрустеть подошвами сапог по снегу или палой листве, думать о заботах, ждать праздников, гладить детей, обнимать Броху. До чего же хорошо жить!»

Броха тратила деньги осторожно, вела дом на цыпочках, не роскошествуя, покупая лишь самое необходимое. Мало ли в Куруве завистливых глаз, скрупулезно оценивающих возможный заработок Залмана и расходы его жены? Остававшиеся монеты она увязывала в мешочки и тщательно прятала. Подрастут дети – пригодится все, до последнего грошика.

И Мендель расцвел, стал собирать приданое для двух дочерей, скрытно пополняя тяжелыми золотыми монетами захованный в заветном месте мешочек. Казалось, не будет конца этим «сытым годам», никогда не закончится спокойная, уверенная жизнь.

* * *

Увы, счастье закончилось быстро, очень быстро, слишком быстро, не протянув даже нескольких лет. Инструмент, заложивший его основу, оказался разрушителем стен. Ловко провернув какие-то дела в Куруве, Станислав зашел отпраздновать удачу в местный шинок, напился и с пьяных глаз болтанул лишнего собутыльникам. И все бы сошло с рук, забылось и вылетело из хмельных голов, если бы за соседним столом не сидел доносчик, мойсер Гецл.