Он уже идет

– Чтобы доказать серьезность своих слов, искренность намерений и чистосердечное желание исправить проступок, ты должен взять Тевье компаньоном на продажу этой партии вина и все доходы поделить один к трем. Три части прибыли тебе, одну ему.

– Но, ребе, – вскричал Лейзер, – это же большие деньги! А для нищего водовоза просто огромные. Он их ничем не заработал, почему я должен ему их дарить?

– Вовсе не дарить. Это компенсация за духовный ущерб, нанесенный Тевье твоим поступком. Но, впрочем, я не навязываю тебе свое решение, а только предлагаю.

Раввин встал, давая понять, что разговор завершен, и Лейзер тут же бросился на попятный.

– Ну что вы, ребе, я же только спросил. Как скажете, так я поступлю. Кому, как не вам, знать, что я всегда слушался раввинов и законоучителей!

– Знаю, знаю, как ты их слушался, – ответил ребе Михл.

Глава пятая Тайны супружеской жизни

В первые недели после свадьбы Зяма не мог заснуть до утра. Сказывалась многолетняя привычка бодрствования. Но главное – происходящее между ним и женой приводило бывшего поруша в величайшее возбуждение. Короткие минуты близости словно втыкали в его тело тысячи иголок. Он не мог ни лежать, ни сидеть, ни даже спокойно стоять.

Зяма выходил на крыльцо и, расхаживая взад и вперед, смотрел на крыши ночного Курува. Облитые лунным светом, они влажно блестели, напоминая Зяме черные глаза жены.

А может, это ему лишь казалось, ведь в душе играла райская музыка, а перед глазами плавали цветные круги. До сих пор Зяма был бесконечно далек от земных радостей, центром и смыслом его жизни была духовность, учение Торы, служение Всевышнему. Близость с женой оказывала на него оглушающее воздействие. Он и представить не мог, будто способен испытывать нечто подобное, что в мягком женском теле кроется источник столь невероятного наслаждения.

Однако через месяц возбуждение стало спадать, а спустя полгода полностью отпустило бывшего поруша. И за это время Зяма понял, что ворота учения для него закрылись.

Во-первых, теперь по ночам он боялся оставаться один. Вдруг снова заявится Самуил-Самаэль вместе с дочкой? Ведь ребе Михл предупредил: связь с демоницей не разорвана и по бесовским законам Махлат считает себя законной женой Залмана.

Она, конечно, могла считать все, что взбредет в ее бесовскую голову, – теперь у Зямы была настоящая, перед Богом и людьми, жена Броха. И во-вторых, а может быть – как раз во-первых, этой настоящей жене вовсе не улыбалось проводить одинокие ночи в холодной постели.

От пожилых родителей Зяма, не задумываясь, уходил на учебу каждую ночь, а молодую жену закон предписывал радовать, то есть, называя вещи своими именами, ублажать в постели, особенно в течение первого года.

И тут он столкнулся с серьезной проблемой. Будучи человеком богобоязненным, ученым и обстоятельным, Зяма капитально посидел над книгами по еврейскому закону, пытаясь разобраться, какие именно действия скрываются под словом «ублажать» и в какой последовательности их предписывается производить. Книги изъяснялись невнятно, отделываясь туманными намеками, ничего конкретного не объясняя. Комментаторы напирали на законы скромности и советовали заниматься этим как можно меньше.

Недоумение Зямы росло и достигло пика, когда он натолкнулся на прямое описание поступков одного праведника. О том говорилось, будто он делал это с такой поспешностью, словно лежал на раскаленной сковородке.

«Тогда почему это называется ублажением, – в полной растерянности думал Зяма, – и какую радость может ощущать женщина, если муж относится к ней, точно к раскаленной сковороде?»

Вообще-то все книги завершали свои предписания настойчивой рекомендацией обратиться к сведущим людям. Предполагалось, будто в каждом месте, где живут евреи, обязательно отыщется дока, способный рассеять туман невежества и сомнений.

И действительно, был в Куруве один старичок, наставлявший молодых парней перед женитьбой. Поскольку у Зямы и Брохи обстоятельства выдались необычные, времени на подготовку к свадьбе попросту не осталось. Все пришлось делать наспех, через пень-колоду, обойдя вдумчивое приуготовление к столь серьезному шагу.

В первую ночь пришлось справляться самим, без наставлений, ведь добраться до старичка Зяма не успел. Но, предварительно полистав книжки, он решил действовать подобно тому самому праведнику.

Утром он честно признался себе, что мягкое, сладкое тело Брохи от волнения действительно было очень горячим, однако вовсе не походило на раскаленную сковороду.

Он тоже волновался. До дрожи, до озноба, до полного смятения чувств. Когда Броха ложилась в постель и, призывно посверкивая глазами, молча ждала его прихода, Зяму начинало колотить.

– Ну что ты, что ты, что? – успокаивающе приговаривала жена, гладя его по плечам и груди, но от ее прикосновений Зяма вообще терял голову. Такого взрыва чувств, такой бездны наслаждения он никогда не переживал, и, судя по всему, Броха испытывала то же самое.