Он уже идет

«Почему поменьше? – удивлялся поутру Зяма, когда с лучами солнца к нему возвращалась способность здраво рассуждать. – Вот же оно, счастье, не украденное, не идущее вразрез с заповедями. Настоящее, законное, полноправное счастье, радость для меня и для Брохи. И его нужно побольше, а не поменьше!»

Это говорили чувства, однако тренированный, отточенный ум талмудиста немедленно выставлял перед мысленным взором Залмана пару-тройку весьма убедительных возражений. Прожив в разрыве между разумом и сердцем несколько недель, Зяма отправился к старичку за наставлениями.

От него он вышел злой, но спокойный. Выяснилось, что наставления не предусматривали ничего нового, до всей этой несложной премудрости они с Брохой успели добраться самостоятельно. Практические советы старичка годились ничего не знающему юноше перед свадьбой. Однако для человека с месячным стажем семейной жизни они были бессмысленны. К заповеди ублажения жены Зяме добавить было нечего, и это успокаивало.

Злило другое: старичок давно забыл, каково быть молодым парнем в постели с молодой женой. Его советы подходили ангелам или полным праведникам, мысли которых были направлены исключительно на Божественное. Обыкновенному человеку они представлялись удавкой на шее зарождающейся любви. Подумав и взвесив, Зяма решил выкинуть из головы наставления старичка.

«Хватит с нас устрожений, четко прописанных в книгах, – решил он. – Обо всех других ограничениях и запретах я начну думать лет через пять после свадьбы».

Чем заняться еврею, если ворота учения для него закрылись, а молодая жена ждет не только любви, но и денег для покупки еды, ведения дома, одежды и украшений? Не успели закончиться семь свадебных пиров, как Зяма принялся искать парносу, достойный заработок. К его изумлению, работа отыскалась моментально. Вернее, она сама пришла к нему в дом в лице реб Гейче.

– Итак, юноша, – произнес владелец винокуренного заводика, степенно усаживаясь на лавку. – Чем ты намерен сейчас заняться?

Броха быстро поставила на стол свежеиспеченный медовый пряник и бросилась готовить чай. Приход реб Гейче застал молодую пару врасплох.

– Ищу парносу, – ответил Зяма. С ребе Гейче они были давно знакомы, тот посещал урок для работающих прихожан, который вел Залман. Большинство курувских евреев с утра разбегались по своим делам, но после вечерней молитвы не спешили домой на ужин, а задерживались в синагоге на час-полтора. Кто два раза в неделю, кто три, а особо заядлые – каждый день. Владелец винокурни был из заядлых.

– Очень правильное и похвальное решение, – произнес реб Гейче, не обращая внимания на медовый пряник. – Семья похожа на дом, ее нужно строить. По бревнышку, по кирпичику и на прочном фундаменте. Фундамент – это знание Торы. Его, слава Богу, ты уже заложил. Теперь нужно поднимать стены. А стены и крыша – это парноса. Не будет в семье денег – не будет счастья. Нищета и голод сильнее любви.

Броха поставила на стол две дымящиеся кружки с чаем и хотела уйти, но реб Гейче остановил ее.

– Нет-нет, я считаю, что ты обязана присутствовать при нашем разговоре. Главные решения в семье должны приниматься совместно.

Броха кивнула и уселась на лавку возле Зямы.

– Итак, как вы знаете, моя винокурня постоянно расширяется, – продолжил реб Гейче. – Раньше на телеге, развозящей бочонки с водкой по корчмам, кроме балагулы Менделя всегда сидел приказчик Гирш. Водка дело тонкое, опасное и соблазнительное, поэтому за ней нужен глаз да глаз. Менделю я полностью не могу довериться: когда речь заходит о выпивке, он немножко теряет голову. Поэтому лошадьми, разгрузкой и выгрузкой занимался он, а все расчеты с шинкарями вел Гирш. Сейчас из-за расширения дела Гирш нужен мне на винокурне. Поэтому я хочу предложить эту работу тебе, Залман.

Зяма застыл. Счастье оказалось так близко, так доступно. Разумеется, точных размеров жалованья Гирша никто не знал, но разве в Куруве удается что-то утаить? Предложение реб Гейче сулило безбедную жизнь, возможность спокойно, не трясясь над каждым грошом, поднимать детей.

– Мы согласны, – ответила за двоих Броха. Она, как и Зяма, происходила из бедной семьи, в которой о достатке приказчика Гирша могли только мечтать. Поэтому, не теряя ни секунды, Броха одним резким движением ухватила птицу-удачу за синий хвост.

К работе Залман приступил в тот же день. Сразу выяснилось, что постоянного жалованья ему не полагается, величина заработка зависела только от него. Водку на винокурне ему отпускали по постоянной невысокой цене. Залман должен был продавать ее шинкарям с надбавкой, и вот она-то и составляла заработок его и Менделя. Больше продашь – больше получишь. Дороже продашь – больше получишь. Простой расчет!

Его предшественник Гирш так и поступал, но Залман, к вящему изумлению Менделя, повел себя совершенно по-иному. Наценку он установил мизерную, после вычета доли Менделя ему едва оставалось на жизнь. Зато товар расхватывали просто из рук, и шинкари Зяму обожали, ведь они хорошо зарабатывали на его честности и нескаредности.