Он летает под аплодисменты

Между тем Вяцловский, кудрявый дылда, с утра ушел в горы. Преодолевая склоны и расщелины, он бубнил себе под нос формулы, останавливался, доставал листок бумаги, чертил на нем карандашом закорючки, комкая, возвращал черновик в карман и шел дальше. Устав, он переключился на каталогизирование травы под ногами: валериана, василек, верблюдка лоснящаяся… Вглядевшись в кустарник с ярко-бурой корой и чахлым желтым цветком, он запнулся. Остановился. Это?.. это?.. мысль забуксовала. «Волчеягодник!» – победно пробормотал он, и в этот момент нечто вцепилось в его щиколотку. Вяцловский не сразу понял, в чем дело – что мешает ему двигаться дальше. «Тимелея воробьиная?» – переспросил ученый сам себя, опустил глаза и увидел, что за ногу его цепко держит рука. Он раздвинул кусты и обнаружил, что рука имеет продолжение в виде тела.

– Это не волчеягодник, – с уверенностью произнес Вяцловский, приглядываясь к тому, что лежало у него под ногами. Видимых повреждений на теле заметно не было. Отцепившись от руки, что держала его за штанину, Вяцловский осторожно потыкал лежащего палкой, которую использовал вместо альпенштока, и даже чуть приподнял, чтобы взглянуть на землю под телом. Но и там ничего ужасного не обнаружилось. Он внимательно рассмотрел штурвал, который авиатор сжимал другой рукой. Огляделся вокруг, заметил обломки биплана. – Хомо сапиенс, – наконец констатировал Вяцловский. – Эк тебя… Ну, давай…

Он отстегнул аккуратную фляжечку, что висела у него сбоку на ремне, отвернул крышечку, оказавшуюся стаканчиком, плеснул в нее и наклонился к бедолаге, простертому на земле. Но из стаканчика в рот потерпевшего было заливать неудобно, поэтому содержимое стаканчика Вяцловский определил в рот себе, а уже из фляжечки, оттянув податливую челюсть, щедро плеснул в рот Басби. К удивлению ученого, тот вполне уверенно сглотнул, однако в себя не пришел.

Вяцловский раздосадованно крякнул, привстав, прикинул расстояние до метеостанции, но потом все-таки взвалил на плечо нетяжелое тело, одна рука которого продолжала крепко стискивать штурвал от «Хлебникова».

Его приближение заметили. Женечка – первая. Она-то и позвала остальных. Максимилиан и Бумблис вышли на крыльцо. Максимилиан с биноклем.

– Вы не поверите, коллеги, – сообщил он, прильнув, что называется, к окулярам. Максимилиан вообще очень многое делал в соответствии с литературными штампами. И это у него невероятно ловко получалось. К примеру, чай он не пил, а, предложив «испить», именно что испивал. Всплескивал руками. Затравленно озирался. Даже морщинки (когда он поворачивался к миру своей солнечной стороной), «как добрые лучики освещали его задумчивое лицо». – Вы не поверите, коллеги. Наш друг несет нам к обеду вовсе не снедь, добытую в горах, а еще одного едока. Мы же не каннибалы.

Бумблис сделал попытку ринуться навстречу в смысле подмоги, но Максимилиан остановил его:

– Куда? Не видишь, человек подвиг совершает, спасает себе подобного. Пусть спасет, тогда и суетиться начнем.

– Так, может, ему тяжело?

– Было бы тяжело, волочил бы за ноги. А так – идет, красивый, не шатается. Герой! Олимпиец! Не девушку ли несет, а то уж как-то слишком картинно вышагивает.

– Дай посмотреть, – Женечка отобрала у брата бинокль. – А что это в руке у спасаемого?

– Сейчас спасающий подойдет, рассмотрим.

Вяцловский и не ждал, что кто-то бросится ему помогать, поэтому, подходя, произнес заготовленную фразу:

– Смотрите, какую я красоту для своего гербария нашел.

– Любой ботаник съел бы свой микроскоп, лишь бы заполучить такое в свою коллекцию. А просто места знать надо, – Бумблис попытался разжать пальцы Басби, чтобы отобрать у него штурвал, но тот не отпускал. – Такие около взлетных полос водятся.

Женечка наклонилась над потерпевшим.

– Да он пьяный у тебя! – с некоторым негодованием воскликнула она. – Коньяк «Апшерон», не менее пяти лет выдержки.

– Семь, – поправил Вяцловский. – Это я его хотел в чувство привести.

– А он ничего. Молодец, что притащил.

Женечка, кокетливо поправив волосы, поворачивала лицо Басби, взяв его за нос.

– Заканчивайте дискуссию, – строго распорядился Максимилиан. – Несите объект в дискуссионную.

Каждое помещение на станции имело свое обозначение. Тарелочная, подушечная, микроскопная… До приезда Максимилиана дискуссионная представляла собой гостиную. Туда Басби и занесли. Положили на диван. Сами ученые встали напротив, рассматривая объект и готовя свои замечания и предложения. Женечка привычно раскрыла блокнот и уже вертела в пальчиках карандашик. Бумблис сосредоточенно протирал очки замшевой тряпочкой. Максимилиан, сложив руки на груди, поджимал губы. Вяцловский барабанил пальцами по столу, понимая, что начнут с него.

– Итак, – чуть пожевав губами, произнес наконец Максимилиан. – Слово имеет господин Вяцловский. Он, так сказать, обнаружил проблему, ему и быть сегодня первым докладчиком. Прошу вас.