Он летает под аплодисменты

Басби захохотал и взял круто влево, повторяя дугу того давнего полета, а когда руль перестал слушаться, брови его иронично поднялись, будто рядом находился невидимый спутник, который захватил управление и с которым Басби предполагал поспорить. Секунда – и звук двигателя стих. Солнечный зайчик блеснул на приборной панели. Аэролет на секунду застыл в воздухе и плавно, поблескивая крыльями и стеклышками окон – словно расплываясь в улыбке, – стал планировать вниз. Басби потянул на себя штурвал и выправил нос. Море далеко, а пушистая поросль на склонах гор, может быть, будет столь любезна, что смягчит удар? В густоте лиственниц, можжевельника, кизила и прочего крымского многоцветья вырисовывалось чье-то лицо, но не ангелочка на этот раз, а чудовища – пирамидальным кипарисом выскочил нос, кусты боярышника казались выпученными глазами, расселина на склоне – беззубым ртом. Ближе… ближе… Басби успел присвистнуть напоследок и – удар! И сразу – тишина. Звуки перестали быть слышны, но стали видимыми. Треск обшивки, лязг рушащихся крыльев, сопровождающие сокрушительное падение, разлетались в разные стороны вихрем листьев. Визгом поднялся столб прошлогодних сосновых иголок. Басби оглушило. Он заметил, что над местом крушения озадаченно висят облака. Кажется, будто они озираются и вот-вот будут просить подмоги. Однако налетел шквалистый ветер и разогнал единственных свидетелей. Басби потерял сознание. Проваливаясь во мрак, он видел, как папаша Визг кубарем катится со сцены, но ноги его (в вечно измятых штанах с пузырями на коленках и длинноносых ботинках) цепляются за будку суфлера и вытягиваются вдоль прохода по центру зрительного зала на манер ковровой дорожки. На этом – чернота.

Басби так никогда и не узнал, что именно в этот день, под вечер, на вокзале небольшого горного селения Бакуриани, откуда можно на узкоколейке доехать до Тифлиса, появился Велимир Хлебников, два года как считавшийся пропавшим. «Заблудился в горах? Упал в расселину?» – газеты пестрели разными предположениями. Оказывается, Хлебников застрял в горской школе, в селении Линави, решив преподавать курс придуманного им «нового почти русского языка». А еще занимался основами телесной практики под руководством поджарой немочки, которую неверные карты и судьба храброй исследовательницы кавказских наречий занесли к снежным вершинами. По весне брюнетка со вздернутым носом отбыла в Берлин, и поэту стало скучно в деревянной школе, продуваемой всеми ветрами.

Настоящий Хлебников вернулся к людям, а «Велимир Хлебников» в виде авиетки развалился на куски: в можжевеловый куст вонзился кусок крыла, обшивка с буквами «Х», «Л» и «Е» рухнула на нежные ростки эдельвейсов, а «ВЕЛ» упал в заросли папоротника. Рука Басби не отпускала руля, отвалившегося от приборной панели.

…Женечка Ландо, Максимилиан Чебышев, Вяцловский и Бумблис познакомились в Московском университете. Вяцловский и Бумблис учились на физико-математическом, там же и Женечка, но занималась пока исключительно математикой. А ее сводный брат – Макс – вышел уже в главные специалисты в области физики атмосфер. И на ялтинской научной метеорологической станции (главные павильоны которой были построены по эскизам Федора Шехтеля) был, собственно говоря, главным. «Малышня», как звал он сестру и ее приятелей, в этом году сидела на станции несколько месяцев: занимались каждый своими разработками, то и дело мотались в Харьков, где располагался известный на всю Империю научный центр. А также чаровали курортный городок набегами на холеные улочки – были известны как «теоретики», которые знакомы со всеми заезжими модными композиторами, режиссерами, писателями. Компания «теоретиков» то разрасталась, то сужалась – в зависимости от гостей, клубившихся в коридорах и на балкончиках станции. Попасть на станцию считалось редкостной удачей.

Максимилиан Всеволодович, для своих – Макс – и в шесть, и в тридцать шесть выглядел представительным толстяком, который поворачивал Вселенную в нужную ему сторону одним движением пухлого указательного пальца. Не прекращая переписку с Нильсом Бором (в свое время он стажировался у него), он успевал готовить обильные трапезы для обитателей станции, писать сценарии капустников, заниматься заказом новых клавиш для фортепиано и прочая, прочая, прочая. К тому же радиофицировал станцию, и теперь изо дня в день по местной сети шел детективный сериал: Женечку снаряжали на Луну, Макс находился в отношениях с Изотермической Линией, Вяцловский пытался соблазнить официантку из кафе-мороженого, а Бумблис искал свои очки.